— Я пойду на станцию, выясню. Заявку подавали?
— Подавал. И не один раз. Более того, от дежурного по станции сутками не уходит наш представитель.
— Кто ваш представитель?
— Бородулин.
— Нашли представителя…
«Опять как следователь!» — недовольный собой, поморщился Павловский. Он оставил чемоданчик в купе Карунного, но перед уходом на станцию все же взял его: неизвестно, сколько придется там торчать.
Где-то рядом Таня. Повидать бы ее, поговорить, чтобы она знала: он прибыл уполномоченным! Как воспримет — это ее дело, но чтобы знала… Павловский шел мимо вагонов медленно, но никто не окликнул.
По твердо утоптанной тропинке идти было приятно. Впереди маячили станционные постройки; Павловский был один, и ему хотелось, чтобы дорога тянулась долго. Он, конечно, достанет злополучный паровоз; имея такие права, было бы непростительно не воспользоваться ими. Пусть в строительно-восстановительном участке все знают, каков он. Рассыплют благодарности, когда на тупиковую линию зайдет локомотив и вагоны послушно потянутся за ним. И все это сделает он, тот человек, которого недолюбливали. Оценят свою несправедливость…
Дежурный по станции, длинный худой мужчина с коричневой полоской табака в усах, что-то записывал в большую потертую книгу на столе перед металлической стенкой аппарата с торчавшими из него жезлами. Около него сидел Бородулин, который следил за каждым телефонным разговором, чтобы не упустить первую же возможность получить паровоз. Дежурному опостылело постоянное присутствие настырного бригадира: лезет в каждую дырку.
— Здравствуйте, товарищи. — Павловский вошел твердой походкой. Бородулина словно не узнал, лишь посмотрел на него, а обратился к дежурному: — Я прибыл специально к вам… — Раскрыл чемоданчик, положил на стол удостоверение. Тот прочитал и отодвинул бумагу от себя.
— Чем могу служить? — поднял он утомленные глаза.
— Нужен локомотив…
— В вашем распоряжении, — пальцем указал дежурный на телефонный аппарат. — Звоните.
— Хорошо, буду звонить. — Павловский прошел по тесному помещению. — А где я могу найти начальника станции? Он не должен стоять в стороне от этого дела.
— Я один во всех лицах.
— М-мда-а… — Павловский озадаченно посмотрел на дежурного. Не таким должен быть начальник станции, этот не внушал доверия. — Ну что ж… А вы свободны, — обратился он к Бородулину. — Многовато уполномоченных из-за одного паровоза. Занимайтесь своим делом.
Тот с радостью встал из-за стола и почти выбежал из помещения.
— Отдохните с дороги, — вялым голосом сказал дежурный по станции. — Я только что говорил с диспетчером, ничего не обещал. Не стоит пустое молоть… Через час-другой опять свяжемся с ним.
— Хорошо, хорошо. — Павловский, слушая электрический треск жезлового аппарата, вышел на перрон.
Совет дежурного он посчитал разумным. Диспетчер не бог, всех не обогреет. Нет свободного паровоза, тут все понятно. По следам неудачи уполномоченный не пойдет, спустя какое-то время он по-своему начнет разговор о выделении локомотива.
Павловскому было приятно сознавать свою значительность. Он с удовольствием вспомнил, как докладывал Карунный о готовности к отъезду, мысленно пожурил себя, за то, что не был учтивым. Впрочем, он, Павловский, приехал не дипломатом, а уполномоченным, должен прежде всего ускорять передислокацию участка, а не тревожиться о своих отношениях с Карунным. И все же было приятно…
Он выломал прямую ветку из куста сирени у вокзального здания, сорвал с нее листья, получился длинный гибкий хлыст, которым легко сбивать высыхающие цветы с кустов кошачьей мяты. Светло-голубые колосья были на вид плотными и твердыми, но стоило стегануть по ним свистнувшим в воздухе хлыстом, как из усыхающей верхушки разлетались во все стороны запыленные лепестки — нет больше соцветия…
Он прошел далеко, до сохранившейся на сером столбе ржавой таблички с еле заметной надписью «Граница станции». Глянул в сторону Хуторка на убегающий вниз рельсовый путь и обомлел: ему навстречу мчался паровоз. Густой дым стлался растворяющимся шлейфом, черная тупорылая машина свирепо лязгала и гремела.
Повернув обратно, Павловский заулыбался. «Везет тебе, товарищ уполномоченный. Стоило появиться на станции — и вот, пожалуйста…» Локомотив остановился напротив вокзала, к нему подошел дежурный и начал говорить что-то выглянувшему из кабины машинисту. Вот они обменялись блеснувшими на солнце жезлами, и паровоз поехал, поехал, и дежурный ничего не сделал, чтобы остановить, вернуть его, направить в тупик за вагонами строительно-восстановительного участка.