Павловский возмутился. Ускорил шаг, приготовился пропесочить этого командира станции.
Отбросил хворостину, потер ладони, словно готовясь с кулаками войти в помещение.
— Почему отпустил паровоз? Не знаешь, для чего я здесь?
— Знаю… Вот и добивайтесь. На соседней станции воинский эшелон загорает.
— Воинский? Ладно… — Павловский миролюбиво закончил разговор. — Но чтобы такое не повторилось.
Вышел на перрон, сладко потянулся. Хорошо все-таки на свежем воздухе, не как в конуре дежурки… Еще раз вспомнил доклад Карунного о готовности к отъезду. «Вот так-то оно, Семен Николаевич! А вы даже рабочих не выделяли, чтобы носить рейки…»
Вскоре пришел еще один паровоз. Дежурный по станции выслушал по телефону диспетчера, записал что-то в настольной книге.
— Отправляй куда надо, а я добьюсь своего локомотива, — равнодушно поглядел Павловский в запыленное окно на шипевшую паром разгоряченную машину. «Именно, своего, — хотелось повторить ему. — Пусть строители знают…»
Время летело. После второго резервного паровоза, ушедшего за военным маршрутом, Павловский спохватился, начал требовать у диспетчера специальный локомотив для строителей. Тот заявил четко: до восемнадцати часов паровоза не будет, все наличие тяги расписано заранее; вот если соседнее отделение поможет… Но там самим туго.
Прибежал Карунный, он был взбешен.
— Один паровоз продымил мимо, другой!.. Или мы никому не нужны? — грозой налетел он на дежурного.
— Нужны… А паровоза нет, — развел тот руками.
— Что же вы, товарищ уполномоченный? Для чего приехали? Чем занимаетесь?!
«Ого, куда полез! — следил Павловский за чрезмерно возбужденным начальником участка. — Эдак, гляди, бодать начнет, как было на трассе».
— Что полагается, то и делаю. Перед вами отчитываться не намерен, — глухо выговорил Павловский. Он нетерпеливо забарабанил пальцами по обшивке жезлового аппарата.
Карунный вызвал диспетчера. Кипел, доказывая необходимость своевременного выполнения приказа о передислокации участка, сослался на специального уполномоченного — не для прогулки прислали человека.
У Павловского дернулись губы в еле заметной улыбке:
— Что, не получается, Семен Николаевич?
Постоял перед Карунным…
— Диспетчера! — потребовал он у дежурного.
Тот крутнул ручку, закашлялся.
— Алло, Василь Петрович, с тобой поговорят…
Выждал Павловский, когда из трубки улетучился запах табачного дыма.
— Диспетчер! Это я, уполномоченный. Срок выполнения приказа истекает. Настоятельно требую локомотив. Ну и что? Измените приказ! — накалился его голос. — Паровоз нужен срочно…
Положил трубку на стол, не сомневаясь, что пожилой исполнительный дежурный по станции определит ее на свое место.
— Вот так! — дугою вздернув бровь, взглянул Павловский на Карунного и медленно вышел на перрон.
Начальник участка сгорбился, запустил руки в карманы брюк. Так сидел долго, не замечая дежурного, склонившегося над потрепанной книгой для записей.
— Вот какая погода… у человека, — пробормотал он. Затем выпрямился, стремительно вышел из помещения…
Напряглась, покраснела шея Павловского, услышавшего шаги за спиной. Не остановился он, не повернул головы, пошел бы дальше, но каменный настил перрона кончился. «Не мальчишка же я, чтобы убегать», — подумал он. Сделал вид, что удивился неожиданному появлению пристально глядевшего на него начальника участка.
— Пытаюсь вас понять… Не понимаю! — с горечью произнес тот.
— Понимать нечего… Надо работать. Чтобы ни один человек не отстал, ясно, Семен Николаевич? Паровоз скоро будет.
— Без вас знаю, что мне делать, — вздохнул Карунный.
Павловский отвернулся от него, прогулочным шагом направился в обратную сторону перрона.
Возвращаясь к вагонам, Карунный с омерзением думал об этом разговоре, поворачивался, смотрел на облезлое здание вокзала. Он чувствовал необходимость жесткого объяснения с Павловским и чтобы — до конца; мучился, будто оставил важное незаконченное дело по своей воле. Если бы не отъезд…
Он спешил.
Своей каменной полосой перрон отгородил вагоны и набившихся в них людей от поселка в Терновой, от всех трудных дней, пережитых в этих местах. Дмитрий торчал в двери и смотрел на стоявшую рядом с вагоном Таню. Она была уверена: теперь увидятся не скоро. Дмитрий так и говорил на прощание, что будет передвигаться чуть ли не за самим фронтом. До Берлина далеко, дорог у строителей не перечесть.