Он вышел из столовой. Фредди прошептал ему вслед:
- Иди-иди, поспи. Завтра тебя ожидает хорошенький сюрприз.
- Ты что-то сказал? - спросила Франсуаза.
- Да ничего, мама, просто так. Я, пожалуй, тоже пойду. Завтра у меня письменная контрольная и мне надо быть в форме.
- Спокойной ночи. Постарайся выспаться.
- Всего, мама, пока, Эвелин.
Франсуаза молча продолжала вязать. Эвелин мечтательно откинулась в кресле, полузакрыв глаза. В воцарив^ шейся в комнате тишине между матерью и дочерью протянулась тонкая нить взаимопонимания. Эвелин поднялась с кресла и села на ковер у ног Франсуазы. Протянув руку, та ласково потрепала её по светловолосой макушке.
- Мамочка!
Франсуаза затаила дыхание, боясь спугнуть дочь. Ее ласка стала настойчивей, движение руки несколько замедлилось. Эвелин решилась:
- Мама, ты знаешь, я счастлива.
Все получилось как-то само собой. Разговор женщины с женщиной.
- Он хочет на мне жениться. Сегодня он намеревался прийти к отцу просить моей руки, но в последний момент что-то ему помешало. Как ты думаешь, папа не будет возражать, если я выйду за него замуж?
Франсуаза, прежде чем ответить, подтянула несколько сползших петель. Столь желанное сближение с дочерью длилось лишь мгновение, не более. Дочь снова уже отдалилась от нее. Она любит какого-то неизвестного ей юношу, У неё сложилась собственная внутренняя жизнь. Франсуаза вздохнула:
- Дорогая, твой отец и я сначала должны познакомиться с этим молодым человеком.
- О! Ты его сразу полюбишь, мамочка, я уверена в этом.
Неожиданно спокойствие дома было нарушено. Кто-то Дергал за колокольчик у внешней ограды дома.
- Визит в такой поздний час? Кто бы это мог быть?
В спальне Гастон уже облачился с пижаму, надел домашний халат, сунул ноги в шлепанцы. Сидя на кровати, он курил сигару и рассеянно рассматривал стоявшие на камине часы с маятником эпохи Людовика XV. Его лениво ворочавшиеся в голове мысли обстоятельно задержались на самой концепции "часы с маятником", затем отразили восхищение тем, что созданный почти двести лет назад механизм все ещё в отличном рабочем состоянии, наконец, сосредоточились на эстетической стороне предмета. Белый эмалевый циферблат, на котором отчетливо выступали стрелки и рельефно сработанные римские цифры, был обрамлен двумя бронзовыми статуэтками - молодыми обнаженными персонажами, должно быть олицетворявшими Амура и Разум, если не Гордыню и Леность.
"Часы эпохи Людовика XV являлись для Гастона неистощимым объектом раздумий. Высота примерно сорок сантиметров, ширина тридцать - тридцать пять. Вес около пятнадцати килограммов. Вовремя оное не скупились на сырье, и предметы обихода становились произведениями искусства. Мелькнуло сожаление, что часовых дел мастер не додумался защитить циферблат выпуклым стеклом, но разве можно предусмотреть все? Именно в этот момент часы пробили половину одиннадцатого и почти одновременно затрезвонил наружный звонок. Это что ещё за гость? Случилось что-нибудь серьезное? Или вызывающее беспокойство? Нет. Никаких досадных происшествий не предвиделось.
Постучали в дверь. То была Эвелин.
- Папа, там тебя спрашивает какой-то месье. Говорит, что по важному делу.
- Сейчас иду.
У Гастона Беррьена заметались тревожные мысли. А вдруг этот недоумок Череп отказался от своих первоначальных планов и заявил в полицию?
Он потуже затянул пояс халата и неуверенным шагом начал спускаться вниз. Одного взгляда через открытую дверь столовой оказалось достаточно, чтобы оценить масштабы разразившейся катастрофы: ироничный Череп нежился с сигаретой во рту в лучшем кресле и, судя по всему, прекрасно ладил с Франсуазой.
- Дорогая мадам, - вещал он, - интерьер вашего дома выдержан в самом изысканном вкусе, да, да, именно в изысканном.
- Вы, очевидно, оформитель? - жеманно вопрошала Франсуаза.
- Не совсем так, но к искусству отношение имею. Я преподаватель пения*.
- О! Как это интересно... а вот и муж. Я оставляю вас.
Человек в домашнем одеянии изначально чувствует себя неполноценным в присутствии того, кто одет полностью, пусть даже и в чересчур длинное, не по сезону теплое пальто. В прескверном настроении Гастон Беррьен уселся напротив Черепа на непривычный для него у себя дома стул, что лишь усилило его злобу.
- Что вам здесь надо? - прорычал он.
Череп сиял отражением люстры. В нем проглядывало что-то сверхъестественное. Ни отвислая губа, ни голос ничуть не изменились. Все тем же ровным голосом он изрек:
- Я пришел сюда и чуть пораньше с единственной целью, чтобы вы не утруждали себя поездкой на машине в Сюси-ан-Бри. Не говоря уже о том, что я спокойнее себя чувствую в этом доме, среди столь милых членов вашей семьи.
Обескураженный Гастон потребовал:
- Прошу вас, не вмешивайте мою семью в ваши грязные дела.
А ведь именно в этот момент Филипп поджидал Черепа в Сюси. С пистолетом в руках. Необходимо было любой ценой завлечь туда Черепа.
- Как видите, - продолжал Гастон, показывая на домашний халат, - я как раз переодевался, чтобы поехать на виллу.
- Ну вот, а теперь эти хлопоты ни к чему, поскольку я сам пришел сюда. Остается лишь передать мне деньги, и через десять минут вы можете сладко уснуть.
Гастон, профессионально разбиравшийся во всех азартных играх, сравнил свое положение с ситуацией игрока в покер, когда тот блефует наоборот: внушает, что игра не идет, хотя в руках хорошие карты. И он начал блефовать,
- Представьте себе, есть одно "но". Я назначил вам встречу в Сюси, а не здесь, по той причине, что все мои деньги находятся там, а дома я не наскребу и пятидесяти тысяч.
*См. сноску ранее: "шантаж" и "петь".
Впервые Череп улыбнулся. Гастон, завороженно наблюдая за этим новым для него зрелищем, понял, что его блеф не прошел. Поулыбавшись, Череп произнес:
- Вы что, принимаете меня за младенца, мой дорогой компаньон? Напрасно. Прошлой ночью я был в Сюси. До самого конца. И я видел, как вы вместе с родственничком (месье Фредом, с вашего позволения) покинули виллу с двумя довольно тяжелыми чемоданами. Это произошло в шесть часов утра, и я сомневаюсь, что вы смогли положить деньги в какой-нибудь банк на рассвете. Вчера я пришел в магазин вскоре после его открытия и застал вас уже на месте. Следовательно, у вас физически не было времени отвезти чемоданы в какое-нибудь иное место, кроме как в ваш так прекрасно благоустроенный дом в Сен-Клу.
Гастон почувствовал, как у него задергалось веко, хотя так и не смог разобраться, на каком глазу. Череп тем временем продолжал добивать его:
- Более того, настойчивость, с какой вы навязывали мне встречу в полночь в глухом месте, не предвещала ничего хорошего, и я подумал: не расставлен ли там на меня этакий прелестный капканчик? Вот поэтому-то я и пришел сюда.
Гастон нервно потер руку об руку, пожал плечами:
- Ну что ж, ваша взяла по всему фронту. Посидите здесь, я пойду за деньгами.
Клюнет ли Череп на эту приманку? Он клюнул:
- Извините, но, если вы не возражаете, я бы предпочел пойти вместе с вами. Это на тот случай, если в другой комнате у вас стоит телефон, по которому можно кое-кого вызвать, кто бы поджидал меня на выходе.
Гастон едва сумел сдержать вздох облегчения.
- Следуйте тогда за мной, но только тихо, на втором этаже все спят.
Вместе с замолчавшим и идущим за ним по пятам Черепом он прошел в вестибюль, удовлетворенно отметив в зеркале безразличное выражение своего лица, и поднялся по лестнице.
Прошествовав на цыпочках мимо комнаты Франсуазы, они вошли в спальню Гастона. Тот осторожно прикрыл дверь и приложил палец к губам. Череп, как всегда иронично, согласно кивнул.
Гастон прошептал:
- Садитесь.
__ Спасибо, - так же шепотом отозвался Череп.
Он устроился на кровати, и Гастон с ненавистью взглянул на этого типа, который хотел разом уничтожить всю его жизнь порядочного человека и принести несчастье в тесно спаянную семью. Гастона ждала тюрьма. Франсуаза с горя умрет. Фредди так и не поступит в "Большие школы". Ни в чем не повинная, несчастная Эвелин не выйдет замуж... О Череп! Как же я тебя ненавижу! Пусть твоя черная душа навеки корчится в аду!