Я кивнула, оглянулась, взяла со стола пустую кружку, указала на нее, на ведьму, потом на себя. Затем приложила руку к горлу, сжала в горсть и протянула все той же нарисованной колдунье.
Эрвин хотел было что-то сказать, но я остановила его жестом.
Поднеся к губам кружку, я сделала вид, будто пью волшебное зелье, а потом стерла на рисунке рыбий хвост у той фигурки, что изображала меня, и заменила его на две стройные ножки.
Потом, помедлив, я нарисовала отдельно эти самые ножки — только ступни — и пронзающие их острые ножи. Мне почему-то всегда казалось, что это не обсидиановые клинки — те режут так легко, что в первые мгновения даже не замечаешь боли, настолько тонки лезвия, — а железные, вдобавок скверно заточенные.
Эрвин молчал.
— Поправь меня, если я ошибусь, — сказал он наконец. — Ты пытаешься уверить меня, будто жила на дне морском, а отец твой — король подводного мира?
Я помотала головой и раскинула руки как могла широко, а потом указала на портрет отца и свела ладони, давая понять, что ему подвластен далеко не весь океан. У людей ведь тоже так — никто не может править сразу всею сушей! Какому смертному это под силу? Да и нам, пусть мы живем много дольше людей, не дано завладеть всеми водами, солеными или пресными…
— И ведьма сделала тебя человеком в обмен на твой голос… Говорят, у подводного народа дивные песни! Жаль только, те, кому доводилось слышать их, уже не вернутся на берег…
Я только улыбнулась в ответ. Боюсь, услышь Эрвин, как поем мы с сестрами, он не сумел бы отличить наших голосов от переклички китов и дельфинов. Звук в воде разносится далеко, это верно, но переливчатые трели и сложный перещелк — это вовсе не волшебные песни… Говорить мы тоже можем, конечно, в отличие от тех же дельфинов, но наша музыка вряд ли нашла бы понимание у людей. Хотя… те песни, знакомые мне с детства, которые я пыталась наиграть на арфе, одновременно похожей и не похожей на наши инструменты, отторжения у слушателей не вызывали, хотя и удивляли, конечно.
— Ты заплатила не только голосом… — Эрвин притронулся кончиком указательного пальца к последнему рисунку. — Что это означает? Ты…
«Ни одна танцовщица не сравнится с тобой, — вспомнила я слова ведьмы, — но помни: ты будешь ступать как по острым ножам, и ноги твои будут кровоточить!»
Она преувеличила, конечно, но не солгала о боли, которую мне пришлось испытать. Я привыкла к ней со временем, но поначалу… Поначалу мне хотелось броситься с самого высокого обрыва, чтобы прекратить эту пытку!
В черных глазах принца застыл вопрос, и я продолжила рисовать.
Мы с Клаусом рядом…
Я перечеркнула доску наискось. Вот Клаус и принцесса, обведенные кругом, а я стою поодаль, вне волшебной черты… А это — линия горизонта, солнце встает над морем, а я…
Я медленно стерла свою фигурку — скорее даже размазала пальцами так, чтобы это выглядело, будто прах мой развеялся по ветру.
Эрвин будто бы застыл.
— Он женится на другой — и ты умрешь… — проговорил он наконец. — Это сказала тебе ведьма?
Я кивнула.
— И ты решилась на это? Ты ведь не могла не понимать, что Клаус не сделает своей женой безвестную девицу! Впрочем, об этом я уже спрашивал…
«Я любила его, — мысленно произнесла я. — Я полюбила его с той минуты, как увидела на «Ретивом», я спасла ему жизнь и поцеловала его там, на берегу. Я долго наблюдала за ним из-под воды, подплывая совсем близко…»
Клаус, наверно, думал, что стоит в одиночестве на балконе там, в своей летней резиденции, а я смотрела на него и была рядом — если бы он наклонился и посмотрел на воду канала, то сумел бы различить меня. Но он никогда не смотрел вниз, только вперед и вверх — на звезды…
— Что за глупость! — в сердцах произнес Эрвин. Теперь он стоял у окна, отвернувшись и обхватив себя левой рукой, так, будто правая причиняла ему нешуточную боль. Как знать, может, так и было? — Глупость… Ради призрачной мечты пожертвовать жизнью? Воистину, на такое способна только влюбленная женщина!
Он повернулся ко мне и спросил:
— А если бы Клаус все же решился жениться на тебе, что тогда?
Увы, этого я не знала. Ведьма сказала лишь, что мне не вернуться обратно. Но и человеком я могла стать, только если бы Клаус полюбил меня по-настоящему, отдался мне всем сердцем и сделал меня своей женой, а это, как я поняла вскоре, было невозможно… Вдобавок жениться — не значит полюбить!
Винить ведьму я не могла — она в точности исполнила все, что обещала сделать. Прочее зависело от меня, да только я не справилась… Будь у меня больше времени, быть может, Клаус и задумался бы о том, чтобы сделать меня своей женой, он ведь был привязан ко мне! Но увы, вмешался случай: Клаус давно подыскивал невесту, и нужно же было ему выбрать для знакомства именно ту девушку, что обучалась грамоте и прочим наукам в обители служительниц Создателя! Той самой обители, подле которой я оставила его, едва живого после кораблекрушения… Да знай я, что будет именно так, я унесла бы Клауса далеко-далеко, на необитаемый остров, говорила бы с ним, заботилась о нем, и, быть может, он сумел бы полюбить меня такой, какой я была на самом деле… Тогда у меня был бы шанс стать человеком не благодаря волшебному зелью, а по-настоящему, но увы…