В кафетерий зашли Рид и Тина Чен – патрульный полицейский, которая была в Ривендейле сегодня утром. Я старалась слиться с местностью, и, кажется, пока что у меня это получается. Потому что Гэвин даже колкого слова не бросил, а сразу же пошёл включать кофемашину. Они о чём-то поговорили и девушка, забрав свою кружку с напитком, ушла.
- Неплохо ты его по голове. – Раздается через некоторое время голос Рида.
Я отрываю глаза от статьи и смотрю на него. Пальцами неосознанно касаюсь своей щеки и ощущаю материал пластыря под подушечками.
- Спасибо.
- Как ты вообще добралась до него раньше? – Гэвин поворачивается ко мне лицом, и я вижу в его глазах искорку любопытства.
Пожимаю плечами.
- Я хорошо знаю этот район, поэтому смогла быстро сообразить. Помогло, как видите.
Кофемашина, работая из последних сил, наливала в кружку горячий напиток. Шум, который она издавала, был слишком громким и резал уши. В кафетерии были только мы вдвоем.
Детектив берет кружку в руки почти сразу же после того, как пропищала машина, оповещая о завершении своей работы. Он пьет горячий кофе и даже не поморщится. Видимо, привык, если, конечно, это возможно. Кофе, который я ему приношу, успевает немного остыть и пить его можно, не опасаясь обжечь язык и горло. Вижу, как он засовывает руку в карман куртки и проверяет, на месте ли полупустая пачка? Сколько себя помню, Гэвин курил много. Мог выкурить пачку в день, возможно, даже захватить ещё несколько новых сигарет. Эта его привычка не меняется из года в год. Меняется только его характер и то, как уже ясно, не в лучшую сторону. Нет, я не осуждаю детектива, понимаю, что работа нелегкая и нервная, а он ещё часто берет сверхурочно. На самом деле, мне его жалко, потому что человек просто боится остаться без работы. Он далеко не мудак, но, несмотря на всё моё уважение, даже мне порой хочется ему по лицу заехать. Чем-нибудь тяжелым. И не раз, да.
- Значит, эти сраные машины не так идеальны, как их рекламируют. – Усмехается мужчина, делая очередной глоток обжигающего кофе.
Уходит. Я остаюсь в помещении одна.
Почему-то я вспомнила сегодняшнюю ссору с Коннором, и на душе снова стало тоскливо. Но меня удивило то, что он обращался ко мне не так, как прописано в его программе. Будто бы действительно испугался за меня и не смог контролировать эмоции. А эмоции ли на самом деле или просто их имитация?
Отгоняю мысли об этом в сторону. Нужно расслабиться и постараться много не кривиться – щека болит. Как бы мне не хотелось идти завтра в школу, я обязана быть на игре «Стальных волков». Ребята из редакции мне просто этого не простят, а среди них только я занимаюсь блогом, поэтому мне обязательно нужно присутствовать.
Когда я услышала отборный мат на весь отдел, то сразу же поняла, что допрос окончен. И всё, кажется, прошло далеко не удачно. Поэтому я быстро покидаю кафетерий и взглядом нахожу фигуру Хэнка Андерсона, который, казалось, готов был свернуть шею каждому человеку и не совсем в этом управлении. Неужели что-то случилось? Мужчина плюхается в кресло, которое жалобно заскрипело под силой его веса.
- Анонимно, блять. – Подходя ближе к рабочему столу мужчины, расслышала я. – Анонимно.
- Лейтенант, что вы узнали? – Осторожно интересуюсь я, сложив руки за спиной. Натыкаюсь на пропитанный ненавистью ко всему живому взгляд.
И тут Хэнк взорвался от переполняющих его чувств.
- Этот уебок не знает, кому продал оружие! – Он активно жестикулирует, почти снеся полупустую коробку из-под пончиков со стола. – Говорит, что все сделки проходят анонимно и без его участия. Оплата только наличкой, никаких банковских операций. Ни-че-го!
Я осторожно присаживаюсь на край стола, не отрывая взгляда от седовласого мужчины. Тот уже не ругался, он просто сидел в кресле мрачнее тучи.
- Но, может, есть что-нибудь?
Никто не спешил отвечать на мой вопрос.
- Возможно, - Коннор сидел за своим рабочим столом, положив руки на столе, - его посредники что-нибудь знают. Они же контактируют с клиентами чаще, чем сам продавец.
- Тогда сейчас же скажу Бобби, чтобы он побеседовал с этим придурком от нашего лица. – Лейтенант берет в руки мобильный телефон. – Сейчас уже мой рабочий день окончен, я не собираюсь просиживать здесь свои штаны сверхурочно.
Я склоняю голову набок и смотрю куда-то сквозь Хэнка. Тот поднимается с кресла, попутно захватывая с собой несколько папок с делом.
- Значит, сейчас домой?
- Да.
В машине Коннор сел рядом со мной, но мы ни о чём не говорили. Если честно, то я тихо радовалась этому, потому что даже говорить иной раз было неприятно – щека давала о себе знать. Включив музыку в наушниках почти на полную громкость, я наблюдала за меняющимися видами за ветровым стеклом. Солнце уже давно ушло за горизонт, и Детройт освещали только уличные фонари, неоновые вывески и свет, льющийся из окон различных зданий. Рядом лежал журнал, который я решила просмотреть по второму кругу и перечитать статью. Хочу заметить, что этот внимательный взгляд андроидовских глаз я кожей ощущала. Не очень-то и приятно, честно.
Я чувствовала себя расстроенной. Чертовски сильно уставшей и расстроенной.
Хэнк почти сразу же завалился спать, пожелав доброй ночи. Мужчина даже не ворчал по тому поводу, что андроид остался у него дома. Как мне показалось, Андерсон уже понемногу стал привыкать к его постоянному присутствию. Потому что мы хотя бы немного, но делаем этот дом живым. Возможно, из-за этого Хэнк стал меньше пить. Возможно, это одна из тех причин, из-за которых он пригласил меня в свой дом.
А ещё я знаю, что Андерсон из личных принципов не отдает это дело в руки Коллинза. Потому что мой отец был одним из его немногочисленных друзей, которым Хэнк доверяет. Ну, или же доверял. Фаулер не раз намекал на то, чтобы тот сосредоточился на других девиантах, но Андерсон быстро отрезал и покидал кабинет капитана.
На улице холодно, но я стою на крыльце и курю уже вторую за сегодняшний вечер сигарету. Нервы ни к чёрту, так недалеко до срыва какого-нибудь. Конечно, я постараюсь не дойти до такого состояния, чтобы не стать частой клиенткой какого-нибудь психолога, но, к сожалению, ничего не могу пообещать. Даже себе.
Новая затяжка.
Я понимаю, что под крышей этого дома не чувствую себя в безопасности. Он снова сегодня звонил. Говорил, что восхищается моим безрассудством; что его возбуждает моё сильное желание отыскать его. А потом поинтересовался, как мне спится на новом месте.
Я не в безопасности.
Сбрасываю пепел и глубоко затягиваюсь.
Я молчу об этом, не рассказываю даже Ханне, хотя делюсь с ней самыми сокровенными вещами. Потому что не хочу пугать свою подругу. В последнее время я всё чаще обнимаю её и говорю ей, что очень люблю её. Мне даже представить страшно, что он сделает с ней, если решит поиздеваться. Я не хочу об этом думать, но мысли не оставляют в покое мою голову.
Господи, я просто не хочу закончить в комнате с мягкими стенами или, что ещё лучше, в каком-нибудь подвале разлагающимся трупом, понимаешь? Если ты есть, то помоги. Я большего не прошу, просто помоги, мать твою, неужели это так сложно?
Затягиваюсь в последний раз и выдыхаю дым через нос.
Захожу в дом и, повесив джинсовую куртку на крючок, иду в свою (мне же уже можно так говорить?) комнату. По пути натыкаюсь на развалившегося у дивана Сумо. Тот радуется почесыванию между ушек. Я слабо улыбаюсь, наблюдая за собакой. Вот что ни говори, Сумо я любила всегда. В гости к Хэнку отец брал меня нечасто, но каждый раз, переступая порог этого дома, я кормила его чем-нибудь вкусным (из собственного дома тащила).
Захожу в комнату, выделенную мне Хэнком – ту самую, дверь в которую была закрыта много лет. Здесь темно, но я не спешу включать свет. Прислоняюсь к входной двери спиной и медленно оседаю на пол. Всё стало слишком сложно. Слишком, чтобы быстро от этого оправиться. Я почему-то касаюсь пальцами щеки, а потом провожу рукой по шее.