А работать без систематических знаний, без диплома становилось все труднее.
Он решил держать экзамен в третий раз. Кроме всех соображений, ему очень хотелось в университет. Там занимаются наукой систематически, а не урывками. Ему хотелось с полным правом общаться с большими учеными, хотелось дышать воздухом науки.
О том, что экзамены и в третий раз прошли на самом высоком уровне, нечего и говорить.
И в третий раз пришла открытка: «… За неимением мест…»
— Мама, все пропало! — Взрослый человек плакал, как маленький.
Мать сама пошла в университет выяснять, в чем же дело.
— Тебе не удастся поступить! — сказала она, вернувшись. — Но ничего не пропало, работай, учись сам. Да ты и так все время учишься. — И она рассказала ему об Ольге.
Мы с нашей двоюродной сестрой Ольгой почти не были знакомы. А то, что с ней случилось, касалось скорее ее мужа, которого мы никогда не видели.
Мама рассказывала нам об отце Ольги, дяде Коле. Его мы тоже никогда не видели. Он жил в другом городе и умер, когда брат был еще мальчиком, а я совсем ребенком. Мы называли его: «Наш дядя Коля — большевик». Мама вспоминала, как он собирался на съезд в Лондон, как она пристраивала ему картонный воротничок и манжеты — ведь за границей надо выглядеть прилично! В годы военного коммунизма дядя Коля поехал по заданию партии в Омск, по дороге заразился тифом и умер в пристанционной больнице…
Так вот Ольга… Впервые брат столкнулся с непонятной, но грозной силой, которая, оказывается, может им распоряжаться. «Все в наших руках», — любил он повторять. Нужно только не останавливаться, нужно все время очень много читать и работать. А что может быть лучше интересной работы? И вдруг — стоп!
Что теперь делать? К кому бежать? К Мите Сапожникову? Нет, он даже не выслушает. Он тут же откроет какую-нибудь тетрадь и начнет засыпать тебя формулами. Это всегда интересно, только не сейчас. К Дымскому? Умный малый, но у него мама профессорша, засадит пить чай и начнет задавать вопросы: как прошли экзамены? А что отвечать?
К Володе Краху, вот куда! Крах все поймет. И брат, засунув руки в карманы плаща, зашагал в Кривоколенный переулок. Который час? На Лубянской площади, на больших часах с тонкими цифрами, половина одиннадцатого. Значит, Володя кончил заниматься и чем-нибудь развлекается. Не ушел бы!
Брат прошел по длинному коридору, где всегда пахло щами, завернул в маленький коридорчик и постучал в узкую, косо поставленную дверь.
— Да-а! — ответил голос из-за двери. Володя дома!
Комната у Володи не простая, а треугольная, со срезанным тупым углом. Там стоит его пружинный матрас на березовых чурбаках. Володя говорит — очень удобная комната. Он выгородил фанерой этот треугольник в комнате родителей. Острый угол комнаты заканчивался створкой родительского большого окна. Сейчас оно было открыто, и за ним свежо дышала и гулко разговаривала вечерняя улица. Володя сидел у окна при свете настольной лампы. Он встал навстречу брату — большой, мягкий.
— А я марками занимаюсь! — и он мирно зевнул и потянулся.
На Володином большом старом столе с пузатыми ящиками, который стоял на трех изогнутых львиных лапах, а вместо четвертой — полено, на выгоревшем, проеденном кислотами зеленом сукне лежали альбомы, папиросные коробки с марками, лупа с медным ободком, пинцет…
Брат глянул в альбом. О, что это? Персия! Индокитай! Знакомые марки! Это марки его детства, марки того счастливого времени, когда он мог погружаться в них целиком, и ничто не мешало ему наслаждаться ими всласть.
— Как с экзаменами? — спросил Володя.
— Не попал! — еле выдавил брат. — И не попаду уже никогда!
Ему стало так жалко себя, а Володя был такой уютный в своей застиранной мягкой рубашке, такой теплый, добрый, смотрел на него с таким огорчением, что брат снова чуть не расплакался.
Он все рассказал Володе. И про двоюродную сестру Ольгу и про то, как мама ходила в университет…
— Ну, погоди… — сказал Володя. — Мы сейчас все хорошенько обдумаем… Ты говоришь — дорога закрыта. Мы проделаем с тобой то, что я в таких случаях проделываю для себя. Берется беда. Рассматривается на свет. Изучается ее внутреннее и внешнее строение, определяются ее минусы и возможные плюсы…
— Какие там плюсы?
— А ты не говори. Может, и плюсы найдутся. Потом обдумывается, что можно сделать с каждым элементом беды. Когда сделаешь наметку, беда уже будет разложена. Она рассыплется.
— Что-то уж очень просто!
— Нет, не очень просто. Вот увидишь. Зачем тебе нужен университет?