— Помазок для клея! — попросил Давлеканов.
Сапожник подал ему помазок.
Давлеканов быстро, но тщательно намазал пенистой массой подметки.
— Теперь зажимы!
Сапожник подал зажимы.
— Сейчас мы вобьем деревянные шпильки…
— Не надо. Будет достаточно крепко. А теперь мы подождем ровно двадцать минут. Курите, пожалуйста!
Оба сидели молча и курили, поглядывая друг на друга. Минуты шли черепашьим шагом. Немного развлекла Давлеканова кукушка на часах сапожника. Раздалось шипение, стукнула маленькая дверца, как сумасшедшая, в страшной спешке выскочила из деревянного домика кукушка, быстро прокуковала пять раз, юркнула обратно, и тут же за ней захлопнулась дверца.
Наконец Давлеканов сказал сапожнику, что можно снять зажимы.
Давлеканов попробовал — прочно. Сапожник попробовал — прочно.
Когда Давлеканов спросил сапожника о цене, тот взял с него только за материал, и то по какой-то пониженной расцепке.
— А работа… я же почти ничего не сделал! Вот если бы вы могли прийти еще раз и сообщить мне, как это будет держаться! Это очень, очень интересно! Я работаю уже тридцать лет и никогда не видал такого клея! Пш-ш-ш! — Сапожник развел руками и засмеялся.
Колокольчик зазвенел, дверь открылась, на улице хлестал дождь. — Может быть, вам лучше подождать? — сказал сапожник. — Дождь скоро пройдет.
— Нет, что вы! Сейчас будет хорошая проверка на водостойкость!
Как приятно шумит дождь на улице! Все кругом бегут, прикрывшись кто зонтом, кто сумкой, а Давлеканов медленно шагает по лужам.
— Такой дождь на дворе, герр доктор совсем промок! — говорила фрау Берта, выходя на крыльцо, чтобы вытряхнуть плащ Давлеканова. Стоя на коврике в передней, он поднял одну ногу, попробовал подметку — держится, попробовал другую — держится.
— Грета! — кричала Берта. — Отнеси в ванну горячей воды, герр доктор непременно должен попарить ноги, а то он простудится.
Давлеканов выпрямился, сестры увидели его мокрое довольное лицо.
— Герр доктор сегодня очень веселый. Крупная удача в делах?
— Не очень крупная, — засмеялся Давлеканов, — просто сапожник приклеил мне новые подметки, и они очень хорошо держатся, даже на сырости!
— Да-а-а, — разочарованно протянула фрау Берта, — это совсем маленькая удача.
— Но иногда маленькая удача бывает частью большой, а я надеюсь на большую.
— О, желаю вам, желаю вам! — пылко сказала Берта и приложила к груди костлявые руки.
Давлеканов был в отличном настроении. Чтобы доставить удовольствие добрейшей фрау Берте, он опустил ноги в горячую воду. А когда, выйдя из ванны, взглянул на улыбающиеся, полные готовности всячески позаботиться о нем, лица «сестер-кармелиток», он вдруг сказал:
— Уважаемые дамы! Могу ли я просить вас разделить с нами ужин?
Подошедший Костров удивленно поднял брови, а дамы вспыхнули, как девочки.
— Если дамы разрешат, я принесу бутылку легкого вина.
Сестры присели в знак согласия.
— Но тогда, — сказала Берта, — нам придется отложить начало ужина на полчаса.
Мужчины охотно согласились, но Костров сказал, что он на этом ужине не задержится — завтра ответственная встреча, надо подготовиться к ней. Давлеканов тоже собирался вечером поработать, но теперь решил, что лучше встанет завтра пораньше.
Через полчаса Давлеканов, гладко причесанный, с бутылкой вина, спустился вниз и остановился на пороге столовой. Коричневые с узором занавеси были задернуты и лежали глубокими складками. Камин горел и разбрасывал по комнате движущиеся теплые блики, зажигая искры в тонких бокалах на столе, в хрустальной вазе с белыми душистыми флоксами.
Даже Костров оживился и, улыбаясь, уселся за стол. Костров и Давлеканов ужинали сегодня в обществе интересных дам. Взбитые прически, подкрашенные губы, кружевные воротнички на темных платьях, а главное — молодые улыбки и блестящие глаза. Морщины, грубые руки, вставные челюсти — все это пропало в шаловливом теплом свете горящего камина.
Давлеканов произносил тосты. Фрау Грету он назвал прелестной наивной фарфоровой пастушкой и пожелал ей отыскать своего пастушка.
Фрау Берте он сказал:
— Я пью за ваше большое сердце, дорогая фрау. Оно не знает границ.
А Кострова назвал крупным ученым и большим человеком. Это было немного слишком. Костров сперва забеспокоился, не ирония ли это? Но потом развеселился и стал усиленно угощать Грету. Завели патефон. Костров пригласил свою соседку.
Потом Костров извинился и ушел, а фрау Берта заявила, что ей очень хочется танцевать кэк-уок! Она так давно не танцевала кэк-уок! Она так взбрыкивала своими огромными ногами, что Давлеканов просто умирал от хохота. Втроем им стало еще веселее. Давлеканов показывал сестрам простенькие фокусы, они ахали, всплескивали руками, потом стали учить его немецким песенкам. Усевшись на низкой скамейке перед камином, обняв друг друга за плечи, они распевали втроем и раскачивались в такт песне. Это было совсем по-немецки.