Я терпеть не могу его привычку соскребать до последнего грамма еду с тарелки, сначала вилкой, а затем хлебом, пока она не станет блестящей. В прошлом это заставляло меня улыбаться, я говорила ему, что могу не мыть его тарелку. Или замечала ему, улыбаясь:
— Я вижу, тебе понравилось, — и мы вместе смеялись. Теперь я не нахожу в этом ничего смешного, наоборот, это вызывает у меня ужас. Я бы закричала на него, чтобы он остановился с этой вилкой. Забрала бы тарелку из его рук и бросила на пол.
О Боже, что я говорю? Что случилось?
Это я, кто ошибается. Я монстр. Я невыносимая, страждущая, циничная. Худшая версия себя.
Не выношу ничего в нём. Терпеть не могу, что хорошо не закрывает колпачок на зубной пасте или флаконе с шампунем, бутылке с водой. Вначале я следовала за ним и всё закрывала, сейчас всё это меня не интересует. Это больше не мой дом, чувствую себя посторонней, далёкой, иногда ощущаю себя инопланетянкой. Если оставит что-нибудь открытым, у меня больше нет желания ничего закрывать. Единственная вещь, которую хочу закрыть — это глупую историю, которая больше не история, а ничего, пустота.
Вместе, и с большим энтузиазмом, мы обставляли эту квартиру. Были счастливы иметь дом только для нас. Мы развлекались, покупая по предмету за раз, и наблюдая, как растёт наше гнездо любви, внимательно отслеживая каждую маленькую деталь. Вместе выбрали мебель, занавески, ковры. Они мне так сильно нравились. Теперь их ненавижу. Как ненавижу этот дом. Когда нахожусь внутри квартиры, то ощущаю себя как в тюрьме. Я предпочла бы находиться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Мы вместе построили красивую тюрьму, в которой оказались заперты как в ловушке. Я сама себя приговорила к заключению в месте и с мужчиной, которого больше не люблю. И кто меня не любит. Любовь не входит в этот дом уже долгое время. Мы больше не знаем что это такое. Любовь уступила место равнодушию и холоду.
Меня раздражает видеть, как ходит по дому этот незнакомец. Было время, когда моё пробуждение по утрам считалось романтичным моментом. Была счастлива проснуться со звоном будильника рядом с мужчиной, которого любила. Я с нетерпением ожидала, чтобы разделить с ним новый день, и ждала пробуждения, потому что хотела быть рядом с ним. Хотела оставаться в тепле кровати, обнимая его. Мы ласкали друг друга, и это было прекрасно. Я бы проводила так свои дни. И когда мы выходили, то прощались друг с другом поцелуем, мы звонили друг другу в течение дня, и обращались «любимый » и со многими другими глупыми прозвищами, которые заставляли нас смеяться. У нас были планы. Мы хотели совместно делать грандиозные вещи, но было также приятно проводить вечера вместе на диване и смотреть телевизор. Он вытягивал ноги на маленький журнальный столик, стоящий впереди, а я ложилась, устраивая на нём голову.
Он гладил меня по волосам. Интересовался у меня — удобно ли мне.
Вместе решали, что смотреть, и вместе комментировали. Иногда я засыпала там, на диване, с его руками в моих волосах, и он брал меня и относил на кровать. Он заботился обо мне.
А я о нём.
Нравилось всё в нас. Теперь всё изменилось.
Просыпаться утром — это травма. Это боль. Я бы не хотела вставать вообще никогда. Не из-за лени, а потому, что у меня нет желания встречать мой убогий день. Ничто не наполняет энтузиазмом из всего того, что меня ожидает. Мои дни стали грустными и апатичными, и я чувствую себя также. Вытаскиваю себя из постели без энергии. Одеваюсь и наношу макияж, потому что знаю — в офисе встречу Андреа из отдела продаж. Знаю, что он будет восхищённо на меня смотреть, мы обменяемся парой слов, и с этим малым, какое-то мгновение почувствую себя вновь женщиной.
Но потом возвращаюсь домой и погружаюсь в бездну страдания. Всегда надеюсь, что он задержится на работе, и мы не будем вынуждены вместе ужинать. Предполагаю и он делает всё возможное, чтобы видеть меня как можно реже. Не знаем даже что сказать друг другу. Включаем телевизор не для того чтобы вместе посмотреть, а чтобы не чувствовать себя вынужденными разговаривать. Телевизор служит для разрушения ледяного молчания и помогает делать вид, что всё нормально — пара, в хорошем доме, проводит приятный вечер. Но нет ничего нормального, мы два незнакомца, запертые в одной комнате.
Всё исчезло. Наши мечты, планы, наше соучастие, мы. Больше не существуем — мы.
Больше ничто не разделяем, за исключением пространства между этими стенами, которое ощущаю всё время более узким, угнетающим и удушающим.
Мне кажется почти абсурдным, что когда-то между нами кипела страсть и сексуальное влечение. Сейчас он не пробуждает во мне никакого притяжения. Я не вижу его как мужчину, не получается разглядеть в нём чувственность и соучастие, которые присутствовали раньше. Мне не нравится его тело, всё стало не привлекательным для меня. И к тому же – заправляет майку в трусы! Как я могла раньше принимать такое за привычку? Что может быть в мире менее сексуальным. Как возможно, чтобы он этого не понимал?
И не выношу его запах. Всегда был таким сильным?
Мне больше ничего не нравится в нём. Мы больше не сближаемся. Нет даже поцелуя, когда приветствуем друг друга. Физических контактов у меня больше с соседкой!
Не занимаемся любовью.
Он просит этого гораздо реже, и я нахожу общие оправдания. Мы всегда чувствуем себя более уставшими или о чём-то волнуемся, или ещё что-то для создания правдивой отмазки. Иногда мы этим занимаемся. Он вероятно из-за физиологических потребностей, даже если практически всегда удовлетворяет себя мастурбируя. Я — чтобы не ощущать себя слишком виноватой и убедиться что не совсем неправильная. Возможно, стремлюсь поверить, что ещё не сдалась и, если всё неумолимо закончилось, то не по моей вине.
Больше не испытываю никакого удовольствия при занятии любовью. В нашем половом акте нет ничего романтичного, никаких прелюдии — оба стремимся закончить побыстрее.
Так заниматься любовью, которая может быть самым прекрасным на земле, ощущается словно удар в живот из-за мотивов наших отношений. Это грустно и в такие моменты чувствую себя действительно одинокой. Мы вдвоём, близко, прижатые один к другому, а я ощущаю ужасное одиночество. Не испытываю никакого удовольствия и хочу чтобы он побыстрее кончил, потому что мне кажется что я насилую своё тело, не собираясь задумываться о своих желаниях, иду против себя причиняя боль.