Там он прошел за Коннором в кассовый зал. Он внимательно следил за тем, на какой поезд сядет Фицджеральд. Но на вокзале был еще один никем не замеченный человек. Он знал даже номер купе, в котором поедет Коннор.
Американский атташе по культуре в Санкт-Петербурге отказался в этот вечер от приглашения на спектакль Кировского балета ради того, чтобы сообщить Гутенбергу о благополучной посадке Фицджеральда в ночной московский поезд. Сопровождать его дальше не было необходимости, поскольку его столичный коллега Эшли Митчелл должен был ждать утром на платформе № 4 и удостовериться в прибытии Фицджеральда в пункт назначения.
Прежде чем идти к московскому экспрессу, Коннор проверил, правильно ли оформлен билет. На заполненной людьми платформе он прошел вдоль старых зеленых вагонов, которые, похоже, помнили еще революцию 1917 года.
Найдя свой вагон, он вошел в восьмое купе, зажег свет и запер дверь. Ему надо было еще раз изменить свою внешность.
Поезд тронулся ровно без одной минуты двенадцать. Под негромкий, ритмичный перестук колес Коннор вскоре заснул. Проснулся он только утром, когда в 8.33 поезд прибыл в Москву.
– Откуда вы звоните? – поинтересовался Энди Ллойд.
– Из московской телефонной будки, – ответил Джексон. – Добирался сюда через Лондон, Женеву и Санкт-Петербург. Сойдя с поезда, он устроил нам игру в догонялки. Примерно через десять минут ему удалось уйти от нашего человека в Москве. Если бы не я сам обучал его отрываться от «хвоста», он ушел бы и от меня.
– Куда же он вас привел? – спросил Ллойд.
– Он зарегистрировался в небольшой гостинице на севере Москвы, примерно через час покинул ее и кружным маршрутом отправился в избирательный штаб Виктора Зеримского.
– Почему Зеримского?
– Пока не знаю, но он вышел оттуда с полным комплектом агитационной литературы.
– Значит, это будет Зеримский, – выдохнул Ллойд.
Прежде чем ответить, Джексон долго молчал.
– Это невозможно. Он никогда не согласился бы на такое задание, не убедившись, что приказ исходит из Белого дома.
– Не забывайте, что ваш друг выполнил аналогичное задание в Колумбии. Декстер могла убедить его, что и эта операция санкционирована президентом.
– Возможен и другой сценарий, – тихо сказал Джексон.
– Что вы имеете в виду?
– Они хотят покончить не с Зеримским, а с Коннором.
Ллойд записал в блокнот новое для себя имя.
4
– Американец?
– Да, – ответил Джексон, не потрудившись взглянуть на обладателя писклявого голоса.
– Тебе что-нибудь надо?
– Нет, спасибо, – сказал он, не отрывая взгляда от гостиничного подъезда.
– Американцам всегда что-нибудь надо. Икру? Меховую шапку? Женщину?
Крис Джексон впервые взглянул на мальчишку. Тот был в не по росту большой дубленке. Мальчик улыбнулся, продемонстрировав дырку от двух недостающих зубов.
– Сколько ты хочешь за свои услуги?
– Какие услуги? – спросил мальчишка недоверчиво.
– Посыльного. Помощника.
– То есть партнера, как в американских фильмах.
– Ладно, умник. Сколько ты хочешь в час?
– Десять долларов.
– Это вымогательство. Предлагаю два.
– Шесть.
– Четыре.
– Пять.
– Договорились, – сказал Джексон. Сделка была заключена.
– Как тебя зовут? – спросил Джексон.
– Сергей, – ответил мальчик. – А тебя?
– Джексон. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Перестань. Тебе никак не больше девяти.
– Одиннадцать.
– О'кей, – сказал Джексон. – Пусть будет одиннадцать.
– А тебе сколько лет? – спросил мальчишка.
– Пятьдесят четыре.
– Пусть будет пятьдесят четыре, – согласился Сергей. Джексон рассмеялся – впервые за много дней.
– Откуда ты так хорошо знаешь английский?
– Моя мать долго жила с американцем. Он в прошлом году уехал в Штаты, а нас с собой не взял.
На этот раз Джексон не усомнился в правдивости его слов.
– Так что за работа, партнер? – спросил Сергей.
– Следить за человеком, остановившимся в этом отеле.
– Друг или враг?
– Друг, – сказал Джексон, и в этот момент в дверях возник Коннор. – Не двигайся.
– Это он? – спросил Сергей.
– Да, он.
– У него доброе лицо. Может, лучше поработаю на него?
В рамках избирательной кампании Виктор Зеримский посетил музей имени Пушкина. По залам его водил сам директор музея. Народу было как на стадионе во время финального матча, но перед Зеримским толпа расступалась, как Красное море перед Моисеем. Коннору нельзя было отвлекаться на музейные шедевры – он во все глаза наблюдал за лидером коммунистов.