Как только таможенники удостоверились, что с бумагами все в порядке, люди в белом перенесли гробы в самолет и поставили их рядком.
В тот самый момент, когда закрылся грузовой люк «боинга», старая «тойота» со скрежетом остановилась у дома 1648 по Эйвон-плейс.
Водитель шмыгнул за угол и с черного хода вошел в дом. На втором этаже он направился в хозяйскую спальню. Порывшись в комоде, нашел спрятанный среди рубашек конверт с надписью «Не вскрывать до 17 декабря» и положил его во внутренний карман. Потом снял со шкафа два чемодана и быстро покидал в них одежду. Сунув в косметичку маленький полиэтиленовый пакетик, он и ее бросил в чемодан. После этого он зажег свет в ванной и на лестнице и на полную громкость включил телевизор на кухне.
Оставив чемоданы у заднего крыльца, водитель вернулся к «тойоте», открыл капот и реактивировал «жучок».
Агенты ЦРУ уже по второму разу прочесывали университетскую стоянку, когда на экране локатора вновь возник потерянный было сигнал. Довольные, они поехали обратно к дому Фицджеральдов.
Человек в «тойотовской» кепочке вернулся к заднему крыльцу, взял чемоданы, вышел на Тюдор-плейс и сел в такси. В эту же минуту к дому на Эйвон-плейс подкатили цэрэушники. Молодой агент с облегчением вздохнул и позвонил в Лэнгли. Он сообщил, что старая «тойота» стоит на обычном месте, а на кухне работает телевизор. Нет, он не знает, почему «жучок» не работал почти целый час.
Таксист даже не обернулся. Он и так знал, куда отвезти Коннора Фицджеральда.
– Вы хотите сказать, что все трое исчезли с лица земли? – вопрошала директор.
– Создается такое впечатление, – ответил Гутенберг. – Все было сделано настолько профессионально, что, не будь Коннор Фицджеральд мертв, я бы сказал, что это его почерк.
– Он мертв. Кто, по-вашему, это мог бы быть?
– Полагаю, Крис Джексон.
– Если он вернулся, значит, миссис Фицджеральд уже знает, что ее муж погиб. То есть теперь со дня на день надо ожидать появления в вечерних новостях ее видеокассеты.
Гутенберг самодовольно усмехнулся:
– Исключено. Вчера вечером один из моих агентов наконец-то обнаружил кассету в библиотеке.
– Но это еще не решает проблему, – сказала директор, – поскольку Джексон и семья Фицджеральда находятся в бегах. Если президент узнает, что на самом деле произошло в Санкт-Петербурге, он с полным основанием потребует чьей-нибудь отставки. А поскольку под всеми важными документами стоит ваша подпись, мне не останется ничего другого, как отправить в отставку вас.
Лоб Гутенберга покрылся испариной.
Стюарту казалось, что ему приснился дурной сон. Он попытался припомнить, что же случилось. Мать Тары вела машину. Их остановила дорожная полиция. А затем…
Он огляделся вокруг. Он снова в самолете. Голова Тары лежит у него на плече. Рядом с Тарой сидит ее мать. Она тоже крепко спит. Все остальные кресла свободны.
Стюарт попытался собрать воедино все имеющиеся факты, когда Тара начала приходить в себя. За ней проснулась Мэгги, и Стюарт нагнулся к ней и прошептал:
– Я не имею ни малейшего понятия, где мы находимся и куда летим, но похоже, тут не обошлось без Коннора.
Мэгги кивнула и вполголоса рассказала о том, что ей удалось выяснить после смерти Джоан.
– Не думаю, что нас похитило ЦРУ. Я предупредила Гутенберга, что, если я исчезну больше чем на неделю, кассета будет передана в СМИ.
– Если только они ее уже не нашли, – заметил Стюарт.
– Это невозможно, – категоричным тоном заявила Мэгги.
– Тогда кто же нас сюда затащил, черт возьми? – воскликнула Тара.
А самолет все летел и летел сквозь ночь.
Коннор отнес оба чемодана в багажное отделение «боинга». Убедившись, что все три пассажира живы и здоровы, он спустился по трапу и сел на заднее сиденье белого БМВ.
– Мы держим свое слово, – сказал Алексей Романов.
Коннор кивнул, и автомобиль тронулся в сторону аэропорта Нэшнл.
Выйдя из машины, Коннор не торопясь направился к телефонным будкам в зале вылетов. Романов и два его телохранителя недовольно прогуливались рядом. Коннор невинно им улыбнулся и набрал кейптаунский номер.
В трубке раздалось несколько длинных гудков, потом на другом конце ответили:
– Да?
– Говорит Коннор.
В трубке довольно долго молчали.
– Я думал, только Иисус может воскреснуть из мертвых, – произнес наконец Карл Костер.
– Прежде чем мне это удалось, я провел некоторое время в чистилище.