Фицджеральд разорвал коричневый конверт и быстро проверил, все ли на месте: еще один паспорт, уже на третье имя, пятьсот долларов старыми купюрами и билет первого класса до Кейптауна.
Пять минут спустя Фицджеральд шагал по гостиничному вестибюлю. Он был уверен, что никто ни в чем не заподозрит мужчину в синей джинсовой рубашке, спортивной куртке и серых фланелевых брюках. К стойке портье он подходить не стал – восемь дней назад он заплатил за номер вперед наличными.
Через несколько минут к подъезду подкатил автобус, совершавший челночные рейсы между гостиницей и аэропортом. Фицджеральд посмотрел на часы. Оставалось сорок три минуты до вылета.
Прибыв в аэропорт, он не удивился, что рейс 63 компании «Аэроперу» на Лиму задерживается уже больше чем на час. Несколько полицейских в переполненном зале вылетов с подозрением ощупывали глазами всех пассажиров. И хотя его несколько раз останавливали и задавали разные вопросы, в конце концов ему было позволено проследовать к стойке, где регистрировали пассажиров на Буэнос-Айрес и Кейптаун. Фицджеральд встал в очередь на паспортный контроль и повторил про себя свое новое имя.
Пограничник раскрыл новозеландский паспорт и принялся изучать вклеенную туда фотографию, которая несла на себе печать несомненного сходства со стоявшим перед ним элегантно одетым мужчиной. Он вернул паспорт Алистеру Дугласу, инженеру-строителю из Крайстчерча, и разрешил ему пройти в зал ожидания. Вскоре объявили посадку. Стюардесса провела мистера Дугласа к его месту в салоне первого класса.
– Не желаете ли бокал шампанского, сэр?
Фицджеральд отрицательно покачал головой:
– Нет, спасибо. А вот стакан воды был бы в самый раз, – ответил он, осваивая новозеландское произношение.
Он пристегнул ремень, откинулся в кресле и сделал вид, будто читает иллюстрированный журнал. Самолет начал медленно разгоняться. Когда колеса «Боинга-727» наконец оторвались от земли, Фицджеральд в первый раз за этот день позволил себе расслабиться.
Самолет набирал высоту, а Фицджеральд тем временем размышлял о том, что и как ему предстоит сделать в Кейптауне.
– Говорит командир корабля, – вдруг раздался в динамиках мрачный голос. – Я должен сделать объявление, которое многих из вас очень расстроит. – Фицджеральд напрягся. Возвращение в Боготу не входило в его планы. – Друзья мои, сегодня в Колумбии день национального траура. К огромному сожалению, вынужден сообщить, что наша сборная проиграла бразильцам 1:2.
По салону пронесся стон – неминуемое столкновение с ближайшей горой было бы для большинства пассажиров более приятным известием.
Рядом с Фицджеральдом вновь возникла стюардесса:
– Могу ли я принести вам выпить теперь, когда мы легли на курс, мистер Дуглас?
– Спасибо, – сказал Фицджеральд. – Думаю, что не откажусь от предложенного вами бокала шампанского.
Когда Том Лоренс вошел в зал, журналисты встали.
– Президент Соединенных Штатов, – объявил пресс-секретарь на тот случай, если кто-то из присутствующих прибыл на встречу из другой галактики.
Лоренс поднялся к трибуне. Он положил перед собой на пюпитр голубую папку Энди Ллойда и жестом пригласил собравшихся журналистов садиться.
– Я счастлив объявить, – начал он, – о своем намерении направить в Конгресс законопроект, обещанный мною американскому народу во время предвыборной кампании.
Далее президент напомнил, что одобрение нового законопроекта позволит тратить больше денег на долгосрочные программы в области здравоохранения.
Как только Том Лоренс раскрыл голубую папку с возможными вопросами журналистов, со всех сторон раздались возгласы:
– Господин президент!
Он улыбнулся знакомому лицу в первом ряду.
– Барбара, – сказал он, указывая на ветерана журналистики из Ю-пи-ай, давно уже обладавшую неотъемлемым правом открывать президентские пресс-конференции.
Барбара Эванс поднялась со своего места:
– Господин президент, можете ли вы официально заявить, что ЦРУ не причастно к убийству кандидата на пост президента Колумбии Рикардо Гусмана?
По залу прокатился гул. Лоренс пожалел, что так необдуманно отмахнулся от предложения госсекретаря подробнее разъяснить американскую позицию в отношении Колумбии.
– Я рад, Барбара, что вы задали этот вопрос, – сказал президент, и ни один мускул не дрогнул у него на лице. – Потому что я хочу, чтобы вы знали: пока президентом являюсь я, подобное предположение не должно даже возникать. Моя администрация никогда, ни при каких обстоятельствах не станет вмешиваться в демократический процесс в суверенном государстве.