— О, как хорошо было бы руководить государством, в котором не проводятся выборы каждые два года и где не лютуют журналисты, уверенные, что они лучше справятся с управлением страной, чем демократически избранное правительство.
— Даже русские примирились со всевластием журналистов, — напомнил Ллойд.
— Кто бы мог поверить, что мы доживем до такого? — спросил Лоуренс, читая последний вопрос. — Мне кажется, что если бы Чернопов обещал русским избирателям, что он будет тратить больше денег на здравоохранение, чем на оборону, он бы победил на выборах с разгромным счетом.
— Возможно, вы правы, — сказал Ллойд. — Но вы также можете быть уверены, что если Жеримского выберут, он начнет восстанавливать российский ядерный арсенал гораздо раньше, чем он начнет строить новые больницы.
— Это уж точно! — воскликнул президент. — Но, к счастью, у этого маньяка нет шансов стать президентом.
Энди Ллойд промолчал.
Глава третья
Фицджералд знал, что следующие двадцать минут решат его судьбу.
Он быстро прошел через номер и взглянул на телевизор. Толпа хлынула с площади во всех направлениях. Шумный восторг сменился паникой. Двое советников Рикардо Гусмана склонились над его телом.
Фицджералд вынул использованную гильзу и вложил ее в футляр. Интересно, заметит ли ломбардщик, что одна из пуль была выстрелена?
С другой стороны площади, заглушая гул толпы, донесся явный звук полицейской сирены. На этот раз полиция отреагировала куда быстрее.
Фицджералд открепил видоискатель и засунул его в полагающийся для него кармашек. Затем он отвинтил ствол, положил его на свое место и в предназначенный для него желоб поместил ложе.
Он в последний раз посмотрел на экран телевизора и увидел, что площадь заполняется полицией. Он схватил футляр, положил в карман коробок спичек, лежавший около пепельницы, прошел через номер и открыл дверь.
Взглянув в оба конца пустого коридора, Фицджералд быстро пошел к грузовому лифту. Он несколько раз нажал маленькую белую кнопку. Раньше, еще до того, как он отправился в ломбард, он заранее отомкнул окно, выходившее на пожарную лестницу, но он знал, что если ему придется выполнять свой запасной план, отряд полицейских, возможно, будет ожидать его под этой лестницей. Он не мог, как Рэмбо, рассчитывать на то, что вертолет с крутящимися лопастями даст ему возможность спастись и вознесет его к славе, когда у него над ухом будут свистеть пули, поражая всех на свете, но только не его. Это был реальный мир.
Когда тяжелые двери лифта открылись, Фицджералд оказался лицом к лицу с молодым официантом в красном смокинге с подносом в руках. Его явно не отпустили с работы смотреть матч.
Официант не мог скрыть своего удивления, когда увидел, что перед входом в грузовой лифт стоит клиент гостиницы.
— No, señor, perdone, no puede entrar, [7]— сказал он, когда Фицджералд проскочил в лифт и встал рядом с ним. Он нажал кнопку, под которой была надпись: «Planta baja», [8]и двери закрылись, прежде чем официант успел объяснить, что лифт опускается на кухню.
Доехав до нижнего этажа, Фицджералд быстро пошел к выходу, проворно лавируя между столами из нержавеющей стали, на которых стояли ряды закусок, заказанных постояльцами, и бутылки шампанского, которые предстояло открыть, если победит колумбийская команда. Он дошел до выхода, прошел через вращающиеся двери и исчез из виду, прежде чем кто-либо из поваров успел его остановить. Он пробежал по плохо освещенному коридору (накануне он вывинтил тут большинство лампочек) по направлению к тяжелой двери, которая вела в подземную автомобильную стоянку гостиницы.
Там он вынул из кармана пиджака большой ключ, закрыл за собой дверь и запер ее. Потом он направился к маленькому черному фольксвагену, припаркованному в темном углу. Вынув из кармана брюк другой, маленький ключ, он отпер дверцу машины, сел за руль, положил футляр под сиденье рядом с собой и включил зажигание. Мотор сразу же завелся, хотя на машине уже три дня не ездили. Фицджералд несколько раз нажал на акселератор и включил первую скорость.
Он не спеша провел машину между рядов припаркованных автомобилей и по крутому пандусу выехал на улицу. На верху пандуса он остановился. Полицейская машина врезалась в припаркованную машину, и полицейский даже не взглянул на Фицджералда. Он повернул налево и медленно поехал в сторону от площади Боливара.
И тут он услышал за собой звук сирены. Он взглянул в зеркальце заднего вида и увидел, что за ним, мигая огнями, несутся два полицейских мотоциклиста. Фицджералд свернул и остановился у тротуара, и мимо него промчалась машина скорой помощи с безжизненным телом Гусмана.
Фицджералд свернул налево и окольным путем поехал к ломбарду, часто два раза объезжая тот или иной квартал и повторяя путь, по которому он уже проехал. Через двадцать пять минут он въехал в узкую улочку и припарковался за большим грузовиком. Он вынул подержанный кожаный футляр из-под пассажирского сиденья и вышел, не заперев машину. Он полагал, что вернется к ней через две-три минуты.
Он быстро проверил, нет ли кого-нибудь на улице. Нет, никого не было видно.
Снова зазвенела сигнализация, когда Фицджералд вошел в заднюю дверь ломбарда. Но сейчас он не тревожился, что того гляди нагрянет полиция; большинство полицейских были по горло заняты: либо на стадионе, где вот-вот должен был начаться матч, либо на площади Боливара, где они арестовывали всех, кто был в радиусе мили от площади.
Закрыв дверь, Фицджералд вторично за этот день прошел через заднее помещение и, отодвинув занавеску из бусинок, застыл за прилавком. Он увидел, что на улице пусто, и положил кожаный футляр на его прежнее место в витрине.
Когда сеньор Эскобар в понедельник утром вернется в ломбард, как скоро он обнаружит, что одна из шести пуль была выстрелена, и на месте осталась только гильза? И даже тогда — побеспокоится ли он сообщить об этом в полицию?
Фицджералд вернулся к своему фольксвагену меньше чем через полторы минуты. Выезжая на большую улицу, он все еще слышал звон сигнализации. Ориентируясь по уличным знакам, он взял курс на аэропорт Эльдорадо. Никто не проявил к нему ни малейшего интереса. Во всяком случае, какая может быть связь между сигнализацией в районе Сан-Викторина и убийством кандидата в президенты на площади Боливара?
Выехав на автостраду, Фицджералд поехал по центральной полосе, ни на милю не превышая скорость. Мимо него, спеша в город, промчалось несколько полицейских машин. Даже если бы кто-нибудь остановил его, чтобы проверить документы, у него все было в порядке. В чемодане на заднем сиденье не было ничего такого, чего не могло было быть у почтенного бизнесмена, приехавшего в Колумбию продавать оборудование для горных работ.
Фицджералд съехал с автострады по направлению к аэропорту. Через четверть мили он вдруг повернул направо и въехал на автомобильную стоянку отеля «Сан-Себастьян». Он открыл бардачок и вынул паспорт на имя Дирка ван Ренсберга, испещренный всевозможными штампами. При помощи спичек, взятых в отеле «Эль-Бельведер», он поджег этот паспорт. Когда огонь почти обжигал ему пальцы, он открыл дверцу машины и бросил остатки паспорта на землю, подошвой погасив огонь — но так, чтобы можно было опознать эмблему Южной Африки. Он положил спички на пассажирское сиденье, взял с заднего сиденья чемодан и захлопнул дверцу, оставив ключ в зажигании. Он подошел ко входу в отель и опустил остатки паспорта на имя Дирка ван Ренсберга и большой тяжелый ключ в мусорный ящик у входа.
Фицджералд прошел во вращающиеся двери за группой японских бизнесменов и следом за ними вошел в лифт. Он был единственным, кто вышел на третьем этаже. Он направился к номеру 347. Там он вынул другую пластмассовую карточку и открыл дверь номера, снятого на другое имя. Он швырнул чемодан на кровать и посмотрел на часы. До отлета оставался час с четвертью.
Он снял пиджак и бросил его на стул. Затем открыл чемодан и вынул оттуда сумочку с умывальными принадлежностями — и с ней пошел в ванную. Прошло несколько секунд, пока вода не стала достаточно горячей, и тогда он вставил в умывальник затычку. Затем он подстриг ногти и вымыл руки так тщательно, как моет их хирург перед операцией.