Поезд тронулся ровно без одной минуты двенадцать. Под негромкий, ритмичный перестук колес Коннор вскоре заснул. Проснулся он только утром, когда в 8.33 поезд прибыл в Москву.
– Откуда вы звоните? – поинтересовался Энди Ллойд.
– Из московской телефонной будки, – ответил Джексон. – Добирался сюда через Лондон, Женеву и Санкт-Петербург. Сойдя с поезда, он устроил нам игру в догонялки. Примерно через десять минут ему удалось уйти от нашего человека в Москве. Если бы не я сам обучал его отрываться от «хвоста», он ушел бы и от меня.
– Куда же он вас привел? – спросил Ллойд.
– Он зарегистрировался в небольшой гостинице на севере Москвы, примерно через час покинул ее и кружным маршрутом отправился в избирательный штаб Виктора Зеримского.
– Почему Зеримского?
– Пока не знаю, но он вышел оттуда с полным комплектом агитационной литературы.
– Значит, это будет Зеримский, – выдохнул Ллойд. Прежде чем ответить, Джексон долго молчал.
– Это невозможно. Он никогда не согласился бы на такое задание, не убедившись, что приказ исходит из Белого дома.
– Не забывайте, что ваш друг выполнил аналогичное задание в Колумбии. Декстер могла убедить его, что и эта операция санкционирована президентом.
– Возможен и другой сценарий, – тихо сказал Джексон.
– Что вы имеете в виду?
– Они хотят покончить не с Зеримским, а с Коннором. Ллойд записал в блокнот новое для себя имя.
4
– Американец?
– Да, – ответил Джексон, не потрудившись взглянуть на обладателя писклявого голоса.
– Тебе что-нибудь надо?
– Нет, спасибо, – сказал он, не отрывая взгляда от гостиничного подъезда.
– Американцам всегда что-нибудь надо. Икру? Меховую шапку? Женщину?
Крис Джексон впервые взглянул на мальчишку. Тот был в не по росту большой дубленке. Мальчик улыбнулся, продемонстрировав дырку от двух недостающих зубов.
– Сколько ты хочешь за свои услуги?
– Какие услуги? – спросил мальчишка недоверчиво.
– Посыльного. Помощника.
– То есть партнера, как в американских фильмах.
– Ладно, умник. Сколько ты хочешь в час?
– Десять долларов.
– Это вымогательство. Предлагаю два.
– Шесть.
– Четыре.
– Пять.
– Договорились, – сказал Джексон. Сделка была заключена.
– Как тебя зовут? – спросил Джексон.
– Сергей, – ответил мальчик. – А тебя?
– Джексон. Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Перестань. Тебе никак не больше девяти.
– Одиннадцать.
– О'кей, – сказал Джексон. – Пусть будет одиннадцать.
– А тебе сколько лет? – спросил мальчишка.
– Пятьдесят четыре.
– Пусть будет пятьдесят четыре, – согласился Сергей. Джексон рассмеялся – впервые за много дней.
– Откуда ты так хорошо знаешь английский?
– Моя мать долго жила с американцем. Он в прошлом году уехал в Штаты, а нас с собой не взял.
На этот раз Джексон не усомнился в правдивости его слов.
– Так что за работа, партнер? – спросил Сергей.
– Следить за человеком, остановившимся в этом отеле.
– Друг или враг?
– Друг, – сказал Джексон, и в этот момент в дверях возник Коннор. – Не двигайся.
– Это он? – спросил Сергей.
– Да, он.
– У него доброе лицо. Может, лучше поработаю на него?
В рамках избирательной кампании Виктор Зеримский посетил музей имени Пушкина. По залам его водил сам директор музея. Народу было как на стадионе во время финального матча, но перед Зеримским толпа расступалась, как Красное море перед Моисеем. Коннору нельзя было отвлекаться на музейные шедевры – он во все глаза наблюдал за лидером коммунистов.
Когда Коннор впервые приехал в Россию в далекие 80-е, пожилые лидеры страны встречались с народом только на демонстрациях – люди шли по Красной площади, а они наблюдали за ними с трибуны мавзолея. Теперь же тем, кто хотел занять выборную должность, приходилось более тесно общаться с избирателями и даже выслушивать их мнения.
Осмотрев несколько залов, Зеримский решил переключить внимание на следовавших за ним по пятам журналистов. Остановившись на широкой мраморной лестнице, он устроил импровизированную пресс-конференцию.
– Можете задавать мне любые вопросы, – сказал он, хмуро глядя на них.
– Господин Зеримский, что вы скажете о результатах последних опросов общественного мнения? – спросил московский корреспондент «Таймс».
– Общественное мнение меняется в нужную сторону.
– Вы вышли на второе место и, следовательно, являетесь теперь единственным реальным соперником господина Чернопова? – выкрикнул другой журналист.
– Скоро он будет моим единственным соперником, – ответил Зеримский.
Его свита почтительно засмеялась.
– Господин Зеримский, вы полагаете, что Россия снова должна стать коммунистической страной? – раздался неизбежный вопрос.
Искушенный политик был начеку и не попался на удочку.
– Если называть коммунистической страну, в которой нет безработицы, низкая инфляция и высокий уровень жизни, ответ будет «да». Российский народ проголосует за возвращение того времени, когда мы были самой уважаемой державой в мире.
– Всем внушающей ужас?
– Пусть лучше так, чем нынешнее положение, когда остальной мир ни во что нас не ставит, – уверенно ответил Зеримский.
Теперь журналисты записывали каждое его слово.
– Почему ваш друг интересуется Зеримским? – шепотом спросил Джексона Сергей.
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– Зеримский – плохой человек.
– Почему?
– Если его изберут, таких людей, как я, посадят в тюрьму, а он в Кремле будет есть икру и пить водку.
Внезапно Зеримский направился к выходу, свита и директор музея поспешили за ним.
– Твой человек опять куда-то пошел, – сказал Сергей.
Джексон поднял взгляд и увидел, как Коннор выходит через боковую дверь в сопровождении Эшли Митчелла.
Коннор Фицджеральд в одиночестве сидел в греческом ресторане на Пречистенке и размышлял над увиденным сегодня утром. Несмотря на то что Зеримского всегда окружали зыркающие во все стороны телохранители, им было все же далеко до охраны большинства западных лидеров. Возможно, его телохранители были смелыми и находчивыми, но лишь у троих из них имелся хоть какой-то опыт охраны государственных деятелей. И эти трое не могли находиться на работе бессменно.
Коннор припомнил график предвыборных поездок Зеримского. В течение ближайших восьми дней кандидату предстояло по самым разным поводам двадцать семь раз появиться на публике. К тому времени, когда официант поставил перед Коннором кофе, тот уже определил два места, где, если возникнет такая необходимость, можно будет без особого труда ликвидировать Зеримского.
На следующее утро кандидат в президенты поездом ехал в Ярославль открывать новый завод. Потом он возвращался в Москву и присутствовал на балете в Большом театре. После спектакля он ночным поездом выезжал в Санкт-Петербург. Коннор решил последовать за Зеримским в Ярославль. Он уже заказал билеты и на балет, и на петербургский поезд.
Ник Гутенберг уверил его, что «Ремингтон-700» диппочтой прибыл в американское посольство задолго до появления в Москве самого Коннора. Если Лоренс отдаст приказ ликвидировать Зеримского, Коннор сам должен будет выбрать время и место проведения акции.
Потягивая кофе, Коннор чуть не рассмеялся, когда вспомнил об Эшли Митчелле: в Пушкинском музее каждый раз, когда Коннор бросал взгляд в его сторону, он прятался за колонну. Он решил, что позволит Митчеллу следить за собой днем – в какой-то момент тот мог и пригодиться, – но ни в коем случае не даст ему выяснить, где он ночует. Коннор выглянул в окно: атташе по культуре сидел на скамейке и читал «Правду». Фицджеральд улыбнулся. Хороший профессионал следит за своей жертвой так, чтобы самому оставаться незамеченным.