Люди сосредоточенно внимали. Это был их боевой вожак, тот, за кем они следовали в Джа-Ла д`Ин. Таково было его новое лицо, которое им предстояло изучить и узнать.
Завершающим штрихом Ричард нанёс молнии Кон-Дар, символы силы, призванной Кэлен, когда они вдвоём пытались остановить попытку Даркена Рала открыть шкатулки Одена и она считала Ричарда погибшим. Это была сила возмездия.
Мысли о Кэлен, о её потерянных воспоминаниях, отобранной у неё личности, о Кэлен в плену у Джеганя и злобных убеждений Ордена, в памяти её лицо со страшными кровоподтёками — всё это поднимало в его крови бурю ярости.
Кон-Дар означало «Кровавая Ярость».
Глава 10
Кэлен заботливо обнимала Джиллиан, когда они шли вслед за Джеганем. Свита императора прокладывала себе путь сквозь разросшийся лагерь, вызывая тихое благоговение у одних и приветственные крики у других.
Некоторые скандировали имя Джеганя, когда он проходил мимо, громко одобряя то, как он руководит ими в борьбе за уничтожение сопротивления Имперскому Ордену, в то время, как ещё больше людей славили его, как Джеганя Справедливого.
То, что столько людей может смотреть на него — или на само Братство Ордена — как на воплощение справедливости, всегда повергало её в уныние.
Джиллиан время от времени поднимала на Кэлен взгляд доверчивых глаз цвета меди, благодаря её за укрытие.
Кэлен было немного стыдно за свою претензию на защиту — ведь она знала, что на самом деле её возможности обеспечить девочке безопасность весьма ограничены. Хуже того, в конечном итоге, Кэлен могла оказаться причиной всего вреда, причинённого Джиллиан.
Нет. Она напомнила себе, что она не будет причиной этого вреда, если он будет причинён. Джегань, как защитник порочных верований Братства Ордена и провозвестник несправедливой справедливости, будет причиной.
Извращённая вера Ордена оправдывала, в их глазах, любую несправедливость, служащую их целям. Кэлен не была ответственна — ни в части, ни в целом — за зло, сотворённое другими. Они должны были сами отвечать за свои действия.
Она сказала себе, что она не должна позволять себе перекладывать вину с преступника на жертву. Одной из черт людей, насаждавших злые верования было то, что они всегда обвиняли жертву. Это была их игра, и она не позволит себе играть в неё.
Но всё же то, что Джиллиан вновь была испуганной пленницей этих дикарей, разбивало ей сердце. Эти люди из Старого Мира, готовые вредить невинным людям во имя высшего блага, были предателями самой концепции блага.
Они не были способны искренне почувствовать душевную боль, потому что они не ценили добро; они отторгали его. Не стремление к ценностям, но, скорее, некая едкая зависть руководила их действиями.
Единственной радостью Кэлен с того момента, как её захватил Джегань, было то, что она смогла организовать побег для Джиллиан. Теперь даже это было потеряно.
Пока они шли через лагерь, рука Джиллиан крепко обхватывала талию Кэлен, а её пальцы сжимали рубашку Кэлен. Было очевидно, что, как её ни пугали зловещие солдаты вокруг, она была более испугана личной гвардией Джеганя.
Люди, вроде этих, выследили её. Ей довольно долго удавалось избегать их, но, как бы хорошо она ни знала заброшенные руины древнего города Каска, она всё же была ребёнком и не могла уйти от поиска, проводившегося столь опытными и целеустремлёнными людьми.
Теперь, когда Джиллиан была пленницей в огромном лагере, Кэлен знала, что вряд ли она сможет помочь девочке снова вырваться из когтей солдат Ордена.
Пока они шли через грязь и мусор, скопившиеся в беспорядке палатки, вагоны и груды доспехов и припасов, Кэлен подняла лицо Джиллиан и увидела, что, по крайней мере, порез перестал кровоточить.
Одно из тех ворованных колец, что носил Джегань, оставило неровный разрез на щеке Джиллиан. Если бы это был единственный повод беспокоиться! Кэлен погладила девочку по голове в ответ на её храбрую улыбку.
Джегань испытал мимолетное удовольствие оттого, что получил назад девочку, которая посмела сбежать от него — а также оттого, что получил ещё одно средство, чтобы пытать и контролировать Кэлен — но куда больше его интересовало то, что было найдено в раскопе.
Кэлен казалось, что он знал больше о том, что там было захоронено, чем он показывал. Например, он не был так удивлён находкой, как она бы ожидала. Похоже, он воспринял её, как должное.
Убедившись, что территория огорожена и очищена от регулярных солдат, он отдал офицерам строгий приказ немедленно доложить ему, как только они проломят каменные стены и проникнут внутрь того, что было погребено так глубоко под равниной Азрит.
Как только он убедился, что все точно поняли, как вести себя в отношении находки и что все усердно работают в указанном направлении, его внимание сразу вернулось к первым играм турнира — он желал увидеть хотя бы часть из них. Ему хотелось оценить некоторых потенциальных соперников собственной команды.
Кэлен и раньше была вынуждена посещать вместе с ним матчи Джа-ла. Она не стремилась идти на них снова — прежде всего потому, что возбуждение и жестокость игр ввергали его в яростное настроение, к которому примешивались дикие плотские желания.
Этот человек и так был достаточно устрашающим, способным на немедленное и грубое насилие, но разгорячёенный после дня игр Джа-ла он был ещё более необузданным и импульсивным.
В первый раз после возвращения с игр центром его извращённой страсти была Кэлен. Она боролась со своей паникой и, наконец, приняла, что он собирается сделать с ней то, что собирается сделать, и она не может сделать ничего, чтобы остановить это.
Она была парализована ужасом оттого, что оказалась под ним и подчинилась неизбежному. Она отвела взгляд от его распутных глаз и отпустила свой разум, отослала его в другое место, сказав себе, что она сбережёт свою горячую ярость до нужного времени, до времени, когда эта ярость послужит какой-то цели.
Но потом он остановился.
— Я хочу, чтобы ты знала, кто ты, когда я сделаю это, — сказал он ей. Я хочу, чтобы ты знала, что я значу для тебя, когда я сделаю это. Я хочу, чтобы ты ненавидела это больше, чем ты ненавидела что-либо во всей своей жизни.
Но ты должна вспомнить, кто ты, ты должна знать всё, чтобы это было настоящим насилием… а я хочу, чтобы это было худшее насилие из всех, которые ты можешь перенести, изнасилование, которое даст тебе ребёнка, который будет его напоминанием для него, на которого он будет смотреть, как на монстра.
Кэлен не знала, кем был «он».
— Чтобы всё было именно так, — сказал ей Джегань, — ты должна полностью сознавать, кто ты и всё, что это будет значить для тебя, всё, что это затронет, всё, чему это навредит, всё, что будет испоганено этим навеки.
Мысль о том, насколько худшим насилием это для неё тогда будет, была для него важнее, чем удовлетворения своих сиюминутных желаний. Одно это показывало, насколько сильно этот человек жаждал мести, и насколько важную роль она сыграла в возникновении этой жажды.
Терпение было качеством, которое делало Джеганя ещё более опасным. Да, он был импульсивен, но было бы ошибкой считать, что это сделало его безрассудным.
Желая, чтобы она поняла высший смысл его действий, Джегань объяснил, что это было во многом схоже с тем, как он наказывал прогневавших его людей.
Если бы он убивал таких людей, говорил он, они были бы мертвы и не могли бы страдать, но когда он заставлял их терпеть мучительную боль, они желали смерти, и он мог отказать в ней.
Наблюдая их бесконечную пытку, он мог быть уверен в том, что они по-настоящему жалеют о своих преступлениях, мог быть уверен в том, что они испытывают нестерпимую скорбь обо всём, что было для них потеряно.
Это, сказал он ей, было то, что он приготовил для неё: пытка сожалением и абсолютной потерей. Отсутствие у неё памяти сделало её невосприимчивой к этим вещам, потому он подождёт подходящего времени.
Обуздав свои чувства во имя достижения больших целей, которое станет возможным, когда она, наконец, всё вспомнит, он заполнил свою кровать другими пленными женщинами.