Хорст Стели, который тоже был свободен от дежурства, повернулся в том, что было койкой Поттера, и взглянул на него. Уайтбрид, казалось, не заметил этого.
Поттер повернулся и моргнул.
— Да, мистер Уайтбрид, это правда.
— Что ж, кто-нибудь должен сказать тебе это, и я не вижу никого, кроме себя, кто мог бы это сделать. Твой первый полет на корабле заключался в движении прямо в звезду F6. Надеюсь, это не оставило у тебя плохого впечатления о Службе.
— Вовсе нет. Это было так волнующе,— вежливо сказал Поттер.
— Движение прямо в солнце — редкая шутка на Службе. Это бывает не в каждом полете. Я думал, что кто-нибудь скажет тебе это.
— Но, мистер Уайтбрид, разве мы делаем не именно это?
— Что?— такого поворота Уайтбрид не ожидал.
— Ни один корабль Первой Империи не обнаружил точку перехода от Глаза Мурчисона к Мошке. Возможно, это им не требовалось, хотя можно предположить, что они делали такие попытки,— серьезно сказал Поттер.— Конечно, у меня очень мал опыт работы в космосе, но я вовсе не образован, мистер Уайтбрид. Глаз Мурчисона, — это красный супергигант, большая, враждебная звезда размером с орбиту Сатурна в Солнечной Системе. Вполне вероятно, что точка Олдерсона к Мошке — если она вообще существует — находится внутри этой звезды. Разве не так?
Хорст Стели приподнялся на локте.
— По-моему, он прав. Это может объяснить, почему никто не говорил о точке перехода, Они все знали, где это находится...
— Но никто не хотел взглянуть сам. Да, конечно, он прав.— Уайтбрид с отвращением сел,— И она именно там, куда мы идем. Мы снова делаем это!
— Именно так,— сказал Поттер, мягко улыбнулся и снова отвернулся от них.
— Это очень необычно,— запротестовал Уайтбрид.— Можешь не верить мне, если не хочешь, но уверяю тебя, что мы не входим в звезды чаще, чем в двух рейсах их трех.— Он помолчал.— И даже это слишком много.
Флот затормозил и остановился у размытого края Глаза Мурчисона. Вопроса об орбитах не возникало. На таком расстоянии притяжение супергиганта было настолько слабым, что могли пройти годы прежде, чем корабль упадет на него.
Танкеры соединились с военными кораблями и началась заправка топливом.
Странная, непонятная дружба крепла между Горацием Бери и астрофизиком Бакменом. Бари порой недоумевал: чего Бакмен хотел от него?
Бакмен был худым, шишковатым человеком и по-птичьи тонкими костями. Глядя на него казалось, что он иногда целыми днями забывает есть. Казалось, его не заботит ничто и никто в том, что Бари считал реальным миром. Люди, время, власть, деньги были только средствами, используемыми Бакменом для изучения внутренних процессов, протекающих в звездах. Почему же он искал общества торговца?
Впрочем, Бакмен любил поговорить, а у Бари было время слушать его. В эти дни "Макартур" напоминал улей, безумно занятой и кишащий пчелами, а в каюте Бари всегда было свободное место.
А может, цинично рассуждал Бари, ему нравился мой кофе. Бари имел почти дюжину разновидностей кофе, собственную мельничку и фильтровальные конуса для приготовления его. Он отлично понимал, насколько его кофе отличается от того, который заваривают в огромных кофейниках корабля.
Набил приготовил им кофе, пока они следили за заправкой по экрану Бари. Танкер, заправляющий "Макартур", не был виден, но "Ленин” и второй танкер виднелись как два космически-черные яйца, соединенные серебряной пуповиной и вырисовывающиеся на фоне размазанного пурпура.
— Это не должно быть таким опасным,— сказал доктор Бакмен.— Вы думаете об этом, как о спуске в солнце, Бари. Технически так оно и есть. Но весь этот обширный объем нисколько не плотнее Кала или любого другого желтого карлика. Думайте об этом, как о нагретом докрасна вакууме. Конечно, за исключением ядра: оно, вероятно, крошечное и очень плотное.
— Мы многое узнаем, занимаясь этим,— продолжал он, глядя куда-то в бесконечность. Бари, следивший за ним со стороны, почувствовал возбуждение. Он и раньше испытывал такое, но редко. Это означало встречу с человеком, которого нельзя купить ни за какие деньги из тех, которыми располагал Бари.
Бари использовал свое знакомство с физиком не больше, чем тот свое с купцом. Он мог расслабиться, общаясь с ним, как ни с кем другим, и ему нравилось это чувство.
— Я думал, что вы уже все знаете о Глазе,— сказал он.
— Вы имеете в виду исследования Мурчисона? Слишком много записей потеряно, а часть из оставшегося не заслуживает доверия. После Прыжка я работал со своими приборами. Бари, доля тяжелых частиц в солнечном ветре удивительно высока, а гелия — чудовищна! однако, насколько нам известно, корабль Мурчисона, никогда не входил в сам Глаз. Только сейчас мы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО изучаем его.— Бакмен нахмурился.— Надеюсь, наши инструменты подойдут для этого. Конечно, их придется высовывать за Поле Лэнгстона. Вероятно, мы будем внизу, в этом разогретом до красна тумане, некоторое время, и если Поле выйдет из строя, они все испортятся.