Космопорт Нью-Чикаго охраняла полная рота морской пехоты. После падения городского генератора Поля Лэнгтона боевые действия прекратились, и большая часть населения приветствовала имперские силы с облегчением, более убедительным, чем парады и виваты. Однако, поскольку мятеж на Нью-Чикаго явился для Империи ошеломляющей новостью, было решено не допустить его возобновления.
Итак, морские пехотинцы патрулировали космопорт и охраняли имперские шлюпки, и Сэлли Фаулер, идя со своими слугами к возвышающемуся впереди кораблю, опустила глаза. Взгляды беспокоили ее, ведь она была племянницей сенатора Фаулера и привыкла, что ее разглядывают.
"Прелестна,— подумал один из охранников,— но невыразительна. Вроде бы должна радоваться, покидая этот вонючий лагерь, но по ней не скажешь.— Пот струйками стекал по его ребрам, и он подумал: — А вот она не потеет. Ее высек изо льда самый лучший скульптор, когда-либо живший на свете".
Шлюпка была большой и на две трети пустой. Сэлли заметила только двух темнокожих мужчин — Бари и его слугу /разобрать кто из них кто было нелегко/ — и четверых молодых парней, излучавших страх и неприязнь. На спинах у них были знаки Нью-Чикаго. Новые рекруты, подумала она.
Она заняла одно из самых последних сидений, не желая ни с кем разговаривать. Адам и Энни тревожно взглянули на нее, затем сели через проход. Они знали.
— Как здорово покинуть это место,— сказала Энни, но Сэлли не реагировала. Она вообще ничего не чувствовала.
В таком состоянии она находилась с тех пор, как морские пехотинцы ворвались в лагерь. После этого была хорошая пища, горячая ванна, чистая одежда и уважение окружающих... но ничего из этого не доходило до нее. Она не чувствовала ничего. Эти месяцы в лагере что-то выжгли в ней и, возможно, навсегда. Впрочем, это ее мало беспокоило.
Когда Сэлли Фаулер закончила Имперский Университет Спарты со степенью магистра антропологии, ей удалось убедить своего дядю, что вместо преподавания в школе она отправится через Империю, наблюдая новозавоеванные провинции и лично изучая примитивные культуры. Она может даже написать книгу.
— Чему я могу научиться здесь?— спрашивала она его.— Атам, за Угольным Мешком, я буду действительно необходима.
Мысленно она уже видела зрелище своего триумфального возвращения, публикации и научные статьи, и работать по профессии казалось ей гораздо интереснее, чем пассивно ждать замужества с каким-нибудь молодым аристократом. Конечно, Сэлли хотела выйти замуж, но еще не сейчас. Она хотела жить по своим собственным законам и служить Империи не просто рожая сыновей, которые потом будут уничтожены вместе с военными кораблями.
Совершенно неожиданно ее дядя согласился. Если Сэлли хочет побольше узнать о людях, вместо того, чтобы заняться академической психологией, пожалуйста. Младший брат ее отца, Бенджамин Брайт Фаулер, не унаследовал ничего и поднялся до своего места благодаря своим способностям. Не имея своих детей, он относился к единственному ребенку брата, как к собственной дочери, и не хотел, чтобы она стала похожа на молодых девушек, для которых самым главным были их родственники и деньги. Сэлли со своей подругой покинули Спарту, сопровождаемые слугами Сэлли — Адамом и Энни — готовые изучать примитивные человеческие культуры, которые постоянно находили военные силы. Некоторые планеты не посещались звездолетами по триста и более лет, а войны настолько сократили их население, что вернулось варварство.
По пути в древний колониальный мир они остановились на Нью-Чикаго сменить корабль, и тут начался мятеж. Подруга Сэлли — Дороти — была в тот день за городом, и больше ее никто не видел. Союз Стражей Комитета Общественной Безопасности вытащил Сэлли из ее номера в отеле, освободил от всех ценностей и швырнул в лагерь.
В первые дни лагерь был достаточно дисциплинирован. Имперская знать, гражданская прислуга и одетые в форму Империи солдаты сделали лагерь безопаснее улиц Нью-Чикаго. Но день за днем аристократов и правительственных чиновников уводили из лагеря, и они больше не возвращались, тогда как обычных уголовников становилось все больше и больше. Адам и Энни каким-то образом отыскали ее, да и другие жители ее палатки были имперскими гражданами, а не преступниками. Так она прожила первые дни, потом недели и месяцы в заключении, в бесконечной черной ночи городского Поля Лэнгстона.
Поначалу это было приключением: пугающим, неприятным, но не более. Затем рационы сократили и сокращали снова и снова, и пленники начали голодать, а ближе к концу исчезли последние признаки порядка. Санитарные нормы не соблюдались, и трупы умерших от истощения во множестве лежали у ворот, ожидая, когда их заберут похоронные команды.