Кельсер заколебался на мгновение, поглядев на умирающих — нанятых врагом. Он попытался почувствовать что-то к ним, но не смог; эту часть его вырвали Ямы Хатсина. И все же другую часть души недостаток чувств обеспокоил.
Он поспешил за Геммелом, который подходил к строению, напоминавшему сарай садовника. Однако за его дверью не оказалось инструментов — лишь уходящая вниз темная лестница.
— Жжешь сталь? — спросил Геммел.
Кельсер кивнул.
— Следи за движением, — бросил Гемель, выхватывая несколько монет. Кельсер протянул руку к упавшим стражникам и потянул ранее брошенные монеты, направляя их к себе. Он видел, как Геммел легко притягивал предметы, чтобы они не неслись к нему на полной скорости. Сам Кельсер этот трюк еще не освоил, и ему пришлось пригнуться, давая монетам пролететь над головой и врезаться в стену сарая. Он собрал их, затем двинулся вниз; Геммел смотрел на него с нетерпением и недовольством.
— Я был безоружен, — объяснил Кельсер. — Оставил кошелек на крыше здания.
— Будешь так ошибаться — станешь трупом.
Кельсер не ответил. Да, это была ошибка; конечно, он собирался захватить кошелек — и захватил бы, не сбей Геммел его со шпиля.
Свет потускнел, потом наступила почти полная темнота, а они все спускались. Геммел не извлек ни факела, ни фонаря — но жестом велел Кельсеру идти первым. Еще одно испытание?
Горящая сталь голубыми линиями указывала на металл поблизости. Кельсер помедлил, потом кинул пригоршню монет перед собой; они поскакали по ступенькам. Падая, монеты показывали, где находятся ступеньки, а когда остановились, то дали еще лучшую картину. Голубые линии не заменяли зрение, и идти все равно приходилось с осторожностью. Но монеты изрядно помогли и, приблизившись к двери, он разглядел засов.
Позади раздалось ворчание Геммела — в кои-то веки вроде бы одобрительное.
— Неплохо придумал с монетами, — пробормотал наставник.
Кельсер улыбнулся, открывая дверь в глубине. Он потянулся к ней, зацепив металлический засов, аккуратно сдвинул его.
За дверью блеснул свет. Кельсер пригнулся: что бы там ни подумал Геммел, у него хватало опыта как тихих ночных краж, так и проникновения в дома. Он был не новичком; просто научился, что полукровка может выжить, научившись либо говорить, либо скрываться. Прямой бой в большинстве случаев был глупостью.
Конечно, ничто — ни бой, ни разговор, ни скрытность — в ту ночь не помогли. В ту ночь, когда их схватили, когда никто не мог его предать — кроме нее. Но почему тогда и ее забрали? Она не могла…
«Хватит», — сказал себе Кельсер, прокравшись в комнату. Тут было полно длинных столов, уставленных разнообразными аппаратами для плавки. Они были не такими грубыми, как в кузницах — скорее маленькие горелки и тонкие инструменты мастера-металлурга. На стенах горели лампы, а в углу тлел крупный красный горн. Кельсер почувствовал, как откуда-то повеяло свежим воздухом: на другой стороне комнаты открывался вход в несколько коридоров.
Комната казалась пустой. Вошел Геммел; Кельсер потянулся к монетам, снова притягивая их к себе. На нескольких запеклась кровь погибших стражников.
Все еще пригибаясь, он миновал стол, где лежали принадлежности для письма и маленькие книги в обложке из ткани. Кельсер глянул на Геммела, который шел по комнате, даже не пытаясь скрываться. Старик упер руки в бедра, оглядываясь.
— Так, где он?
— Кто? — спросил Кельсер.
Геммел снова забормотал и двинулся по комнате, сбрасывая со столов инструменты и разбивая их о пол. Кельсер скользнул по периметру, собираясь заглянуть в боковые коридоры — поглядеть, не идет ли кто. Посмотрев в первый же, он увидел, что коридор кончается длинной узкой комнатой. И она не была пуста.
Кельсер замер, потом медленно выпрямился.
В комнате было с полдюжины человек, мужчин и женщин, привязанных за руки к стенам. Камер не было, но бедняги выглядели так, будто их избивали почти до смерти. Одежда их свисала лохмотьями, пропитанными кровью.
Кельсер потряс головой, сбрасывая оцепенение, и шагнул к первой женщине в ряду, вытащил ее кляп. Пол был сырым; похоже, недавно кто-то вылил на пленников несколько ведер воды, чтобы не допустить вони в лаборатории. Повеяло свежестью: ее принес порыв ветра из дальнего конца холла, куда выходила комната.
Женщина напряглась, как только он коснулся ее, глаза мгновенно открылись и расширились от ужаса.
— Пожалуйста, пожалуйста, не надо… — прошептала она.