Они лежали рядышком на белом месиве простынь, и кровать слегка покачивалась под ними, будто лодка на малой волне. Валерик пил водку и курил, Лика мечтательно улыбалась. Светился розовый ночник. Из динамика доносилась приглушенная мелодия старинного танго.
— Не напрягайся, Валерик, — пролепетала она, скосив на него насмешливый взгляд. — Все само собой образуется.
— Что образуется?
— Чернота выльется, и ты успокоишься. Но не так скоро. Ты слишком одичал. Понадобится время, чтобы ты опять стал человеком.
— Ты хоть понимаешь иногда, о чем мелешь языком?
— Конечно, я же не маленькая. Ты снаружи белый, а внутри черный. У тебя от натуги прыщ на шее выскочил. Вон, потрогай, толстый, как шуруп.
Смеялась она или нет, ему было не до смеха. Он пил водку, занимался с ней любовью, и это нормально, но угнетало то, что светилось в ее синих глазах. Словно кто-то посторонний, кто-то третий наблюдал за ним и иронически хмыкал. Его воля наткнулась на препятствие, которое невозможно преодолеть. Так бывает в тяжелом, больном сне, когда замахиваешься на врага, но рука бессильно опадает. Охочая до ласк, неутомимая партнерша, измятая, искусанная, проткнутая насквозь, оставалась недосягаемой, неуловимой, как блики луны в стекле. Не любовью, конечно, тут пахло, а смертью. Но чьей? Казалось, что проще, — протяни руку, сожми пальцы на нежном, тонком горле — захрипит и исчезнет, как греза, но он не был уверен, что избавится от нее таким способом. Иногда чудилось: Лика только и ждет, чтобы он ее придушил, чтобы восторжествовать над ним окончательно.
Было и такое. Она куда-то уходила, может быть в ванную, и вернулась в белом, пушистом халатике, важно прошлась по ковру, изображая фотомодель.
— Тебе нравится?
— Где ты это взяла?
— О-о, там целый шкаф барахла. На первое время хватит.
— Что значит на первое время? Ты что, собираешься здесь поселиться?
— Я не собираюсь, но ведь ты меня не отпустишь.
— Почему? Убирайся хоть сейчас.
Подсела на кровать, поправила подушку, щелкнула зажигалкой, чтобы он прикурил. И опять этот надсмотрщик, третий лишний, с ироническими гляделками.
— Не говори так, Валера. Как же я уйду? Ты без меня пропадешь.
Валерик выдул залпом полстакана. Да, ее отпускать нельзя. Она догадалась, что в его сердце есть слабина. Это свидетель. Что же с ней делать?
Лика подсказала:
— Нашел о чем думать. Не заметишь, как исчезну, когда стану не нужна. Но это еще не сегодня.
— Ты кем себя вообразила? Пророчицей? Ясновидящей?
Лукаво прищурилась:
— Что ты, Лерочка! Какая же я ясновидящая. Просто все мальчики, когда влюбляются, такие одинаковые, беспомощные… хоть грудью корми.
— Похоже, у тебя много мальчиков? Даже как-то не по возрасту.
— Только один, — она не обиделась. — Я же тебе говорила. Он в армии. Но я его не любила, нет.
Отвернувшись к стене, Валерик спросил несусветное:
— А меня любишь?
Почувствовал слабый ожог на животе: ее ладошка туда опустилась.
— Нет, дорогой. У нас с тобой лунный удар. Я читала, это бывает. Поэтому мы никак не оторвемся друг от друга. Но любить я тебя не могу.
— Почему?
— Ты бандит, а я человек. У тебя в голове все наперекосяк. В астрале мы несовместимы. Но надеюсь, все можно уладить.
— Как уладить? — К этому времени уже не осталось глупости, на которую он не отозвался бы как горное эхо.
— Очень просто. Выпьем яд, как Ромео и Джульетта. Смерть нас повенчает.
Это было слишком даже для него, но на всякий случай он уточнил:
— А где у тебя этот яд?
— Это не к спеху, — и пристроилась к нему под бочок, намереваясь заняться любимым делом…
Он все же лизнул ее, спящую, в ухо, — и тут же издалека забулькал колокольчик входной двери. Босой и голый, пошлепал в коридор: кого там черт принес?
Пожаловал Саша Бубон собственной персоной. Валерик обрадовался.
— Входи, брат, входи… Выпьем водки, похмелимся.
Бубон глядел на него изумленно: таким он босса еще не видел — смутноликим, со вздыбленными волосами, первобытным.
Валерик потащил его к бару, что-то бормоча себе под нос.
— Ты не болен, Валерик? — осторожно спросил Бубон, принимая из его рук стакан с пойлом.
— А-а, — Шустов дико повел очами. — Затрахала одна малолетка. Будто с цепи сорвалась. Хочешь попробовать? Она там, в спальне.
Бубон деликатно отказался от лестного предложения. Он и пить не собирался, для виду пригубил. Зато Валерик опорожнил свой стакан целиком. Тяжело задышал, сунул в рот апельсиновую дольку. Похоже на запой, но Валерик не страдал запоями. Бубон не знал, что и думать. Как в таком состоянии непредсказуемый Шустов воспримет его информацию? Он старался на него не глядеть, Валерик это заметил. Ушел в спальню и вернулся в спортивных штанах. У него был мощный, рельефный торс с выпуклой грудью, с покатыми борцовскими плечами. Бубон знал, на что он способен в драке. Мало кто мог бы с ним потягаться. Его сила выходила за пределы обыкновенных человеческих возможностей. Шесть лет скитаний — китайские провинции, Тибет, Индонезия — пошли Валерику на пользу. Его московский приблатненно-интеллигентный облик (модный телевизионный имидж) Бубона не обманывал. Всего один раз он видел Шустова перевоплощенным и повторения не жаждал. Посвященный первой ступени, тень ночи, ниндзя-убийца — вот кто такой Валерик на самом деле, все остальное — времяпрепровождение от скуки. Бубон не сомневался, что также, как водку, Валерик способен проглотить стакан синильной кислоты и не поморщиться.
Если бы он знал про Валерика все, что знает теперь, тогда, на теплоходе, возможно не побежал бы с такой собачьей готовностью на его манок, поостерегся бы. Но чего теперь вспоминать!
Валерик подмигнул.
— Давай еще по маленькой. Она пока спит.
— Кто она-то?
— Говорю же, малолетка… — Заново наполнил стакан, уселся в кресло, вольно раскинулся. — Тебя чего принесло в такую рань?
Спросил без любопытства, хотя не мог не понимать, что Бубон не стал бы беспокоить из-за пустяка. Малолетка, водка стакан за стаканом. Что с ним такое? Бубон уже ощутил привычный холодок в груди, но выбора не было. Тот, кто заглянул к нему ночью, был, пожалуй, не менее опасен, чем Валерик. Во всяком случае, оба умели проникать сквозь стены.
Бубон набрался духу.
— Приходил посланец от Шалвы, — ухнул он, как в омут. — Предлагает стрелку.
Метаморфоза, происшедшая в тот же миг с Валериком, поразила даже ко всему готового Бубона. Он отставил стакан, не притронувшись к нему, выпрямился, взгляд налился мраком, волосы пригладились. От похмельного, размякшего, расхристанного лежебоки не осталось и следа. Опытный воин, настороженный и грозный, обнаружился перед смятенным Бубоном.
— Ну-ка, ну-ка, — протянул он зловеще, — что за посланец? Какая стрелка? Давай все по буквам.
Бубон рассказал, как условились с Клавдием (с Клавдием?!). Пришел человек от Шалвы, крупная шишка в синдикате. Но не местный, не московский. Кажется, из сибирского филиала. Сказал, что хозяин ищет встречи, ему надоело воевать. Война обойдется дороже, чем мир. Шалва предлагает хорошие условия. А также готов заплатить компенсацию за то, что случилось три года назад.
— Как он на тебя вышел? — спросил Валерик — Региональщик этот?
— Сидел в хате, когда я ночью вернулся.
— Почему обратился к тебе, не ко мне?