— Раз пришел, говори, — Элизабет облокачивается локтем о диван и серьезно смотрит на парня. Ей так хочется услышать эти чертовы оправдания, зная, что будет чувствовать себя последним ничтожеством, слабым звеном в цепи жизни. Это удручает, но тем не менее…
— Вы должны поговорить, — говорит парень.
— Кто мы?
— Ты знаешь. Просто…
— Просто что?
— Бетти, все не так как кажется.
— А как кажется?
— Вероника…
— стерва, которую еще поискать надо.
— Нет, послушай, — Свит Пи напряженно смотрит на Купер. — Она правда не делала этого.
— Ха…
— Да, возможно, все и было так, даже я знал об этом дурацком плане, но Вероника ничего не сделала с тобой. Она пригрозила Шерил еще на вечеринке, но…
— Ты хоть понимаешь, как бредово это звучит? — фыркает Бетти.
— Да. Просто выслушай Веронику, — Свит Пи встает. — Дай ей шанс объясниться, все мы ошибаемся.
— Это не ошибка, это намеренное желание сломать человеку жизнь. Если все сказал, то уходи.
У двери Свит Пи снова повторяет недавно сказанное.
— Ты… если ты знал, то почему не сказал? — задает последний вопрос Бетти. Парень неловко улыбается и чешет затылок.
— А кто бы тебя спасал? — выдает он, отчего у Бетти челюсть сводит. Она выталкивает парня и хлопает дверью, кажется, задевая его.
— Герой хренов, — шипит девушка, слыша за дверью болезненный стон.
Бетти возвращается на диван, обдумывая слова парня. Как можно снова доверять? Это слишком. Девушку беспокоит, что она сомневается… после всего. Мягкотелая и слабая. Какая же она слабая. Это и сводит с ума. На фоне нервного срыва и шока, наверно, психоз начался.
Джагхед выходит из машины, поднимая голову к многоэтажке. Свет в квартире не горит, возможно ему повезет, Бетти спит и не увидит его в таком состоянии. Шатаясь, Джонс доходит до лифта. Красная стрелка направленная вниз, а рядом цифры бегущих этажей. Все размыто и немного шатает. Джагхед просто не понимает, как доехал в таком состоянии. Это все из-за того случая в отеле. Как он мог вообще о таком подумать? Чувствует себя грязным ублюдком.
Двери лифта раздвигаются и Джагхед немного щурится. Свит Пи напротив так же застывает на секунду, а потом они оба просто проходят мимо друг друга. Джагхед нажимает на этаж, двери закрывается, и в этот момент парень оборачивается. Странное чувство.
Дверь квартиры удается открыть только на третий раз, палец все время мазал по нужной цифре. Джагхед облегченно дергает за ручку и заходит.
Наконец-то.
Джонс заходит в гостиную, но идет не наверх в спальню, в последний момент меняет курс и направляется на кухню.
Если пить, то до конца. Сумасшедшие дни выдались.
Джагхед гремит шотами, доставая в нижнем шкафу обычный стакан. Берет первую попавшуюся бутылку и подносит к стакану, чуть разливая и делая первый глоток. Горло нещадно жжет, но на удивление стало немного легче.
Чего он вообще хочет?
Джагхед не задавался подобными вопросами и в последний раз так напивался, когда ушла…
— Ты пришел? — доносится совсем сонное и тихое из темноты. Бетти подходит ближе и, глаза, привыкшие к темноте, видят все. Джонс делает еще один глоток, словно предупреждает себя, держать в руках.
— Иди спи, дальше, — хрипит парень.
— Я целый день спала, уже не хочу, — стул отодвигается и Бетти садится напротив.
Неудачное время для разговоров.
— Уйди, — спокойно говорит он.
— Что?
— Я покурить хочу.
— Кури.
Джагхед вздыхает, план с треском рушится, голова совсем не варит, чтобы придумать еще один аргумент, а курить хочется по-настоящему. Джагхед вытаскивает сигарету, щелкает в темноте и затягивает, выпуская дым.
— Почему куришь? — внезапно задает вопрос Купер, вызывая у Джонса усмешку.
— На это должна быть причина? — затяжка, выдох.
— Не знаю, обычно курят, когда нервничают, — пожимает плечами Бетти.
— Если так думаешь, то у тебя не слишком широкий кругозор касаемо курящих.
— В большинстве же случаях так.
— Наверное.
— Ты нервничаешь?
Джагхед откашливается. Ну почему все их разговоры на такие странные темы.
— Может немного… — отвечает Джагхед.
— И давно начал? — тянет Купер.
— Нервничать? — усмехается Джонс.
Бетти закатывает глаза.
— Можно вопрос? — интересуется Бетти. Она давно хотела узнать кое-что, и наверно сейчас пользоваться Джагхедом в таком состоянии не очень и правильно, но в трезвом он точно слова не скажет.
— Смотря какой, — парень выдыхает в сторону, откидывая пепел в найденную чайную чашечку и возвращается к Купер.
— Те фотопортреты…
— Нет, — говорит, как отрезает. Джагхед сразу тушит недокуренную сигарету и спешит убраться из кухни, а Бетти идет за ним.
— Это твоя бывшая, да?
Джонс останавливается на полпути. Болезненная тема. Имя, сокрытое за тысячью замками - ложная любовь. Почему именно Купер стремится к этому раскрытию.
Закроем эту тему.
Джагхед собирается заходить в свою комнату, как девушка возникает перед ним.
— Ты до сих пор хранишь кольца.
Последняя капля. Парень сжимает кулак и медленно моргает. Злится. Потому что сам не знает почему хранит эти чертовы кольца, тупое напоминание, жалкая жизнь трехлетней давности. Забыть возможно и забыл, а пережитки прошлого остались. Напоминание. Джагхед в мыслях клянется себе, что выбросит эти чертовы кольца на помойку вместе с альбомом, который лежит в коробке под кроватью, лично сожжет.
Джонс возвращается в жесткую реальность, где перед ним стоит Бетти, ожидающая ответов, на которые увы Джагхед никогда не даст ответа. За последние дни он просто заебался. Другим словом это все никак не описать. И что самое смешное — ему совсем не пофиг, на то где Элизабет, пошла ли она в школу, подружилась ли… Черт… Это все мелочи, бессмысленность, неужели этот режим заботы у него работает на автомате, стоит Бетти появится на обзоре. Джонс порою сам себя не узнает.
Наверно, в нем до сих пор говорит эта вина, за то что оставил, просто уехал, бросил, потому что Купер стала копией его настоящего, после всего пережитого, так еще и мать с отцом потеряла. Голова кругом. Жизнь — сплошная черная полоса.
— Отойди, — просит Джагхед. Завтра вновь работа, завтрак, бинтовка раны, съемка и обратно домой. Весь этот чертов круговорот…
Но в него внезапно врываются. Губы мягкие, немного влажные касаются уголка его губ. Город пылающий тысячами огнями резко меркнет, замедляя жизни живущих в нем людей. Джагхед сходит с ума, эти глаза даже в темноте блестят. И сердце бьется вовсе не в равнодушном ритме. В глазах граничит испуг вместе с желанием. Она говорит невнятное «п-прости». Осознание приходит быстро, но до Джонса все никак не дойдет. Он смотрит на губы напротив, понимая, что часть его умирает, пока другая горит пламенем желания.
Искушение. Как ему трудно не поддаваться.
Джагхед будет корить себя очень долго, а пока… холодные губы касаются горячих, он поддается на ее уловки, которые ведомы только ему. Он чувствует, как трепещет ее худое тельце, и от этого становится только хуже. Яд проникает глубоко. Джонс целует до безобразия долго, дуреет от близости с хрупкой девушкой, и когда ее ручки ложатся на его щеки, а губы приоткрываются, он вжимает ее в дверь так сильно, что будто хочет слиться с ней, войти под самую кожу. Он вдыхает этот запах лаванды. Он душит. Это чистая и необузданная страсть, которая уничтожит их.
Погрязший в своем пороке Джонс начинает ходить по второму кругу ада, потому что первый уже миновал.
Мокро, так грязно. Она толком не умеет целоваться, просто подставляется, а Джонс продолжает сминать до боли пухлые губы, удерживая ладони на ее талии, орудуя во рту, как заблагорассудится.