Дальше все пошло не так гладко.
Острие полуторного меча пролетело в ногте от кожи менестреля и зацепило Хайнэтэйн. Оружие сделало дугу в воздухе, звякнуло и упало где-то за пределами дома.
Вытащить из кобуры Хайнэсойн Рикартиат не успел.
Этот серафим — с серебряными, как расплавленный металл, волосами, ясными синими глазами и аккуратной линией носа — был быстрее, чем предыдущие. Он поймал пленника за шею, прижал к стене — так, что дыхание снова перехватило, — и презрительно произнес:
— Кровь демонов становится все грязнее.
— Да… нет… во мне… никакой… демонической крови… — с трудом ответил менестрель. И, подобравшись, крикнул: — Я — человек!
— Ты ошибаешься, — возразила небесная тварь. — Или лжешь. Я принес цепи брата, и они достаточно для тебя прочны.
Тяжелые браслеты защелкнулись на запястьях и лодыжках. Кто-то, кого Рикартиат не видел, дернул за далекие звенья — и парня опрокинуло навзничь. Нога в легкой кожаной сандалии наступила на поврежденный затылок, и вокруг сделалось темно — так темно, будто мир погиб.
Менестрель отстраненно чувствовал, что его тащат по камням. Невозмутимо, спокойно тащат, а камни жадно пьют алую горячую кровь. Она пачкает белые одежды серафимов, она ложится росой на мертвую серую траву, она…
…ее так много…
Обитая железом центральная башня Нельнота тянула к небу высокую иглу шпиля. На бесчисленных балконах свили гнезда певчие птицы. Они радовались, что миновала зима. Они обзаводились потомством, таскали невесть откуда взятых червяков, глядели на серафимов — холодных, пустых и равнодушных. И только черная ворона, облезлая и покрытая рубцами, а значит — наверняка мертвая, попыталась стащить Хайнэсойн. Он валялся на расстоянии выстрела, сверкал рукояткой, но был слишком тяжел для птицы. Она раскрыла клюв и начала громко орать, а Рикартиат лежал в тени башни и мечтал, чтобы она сдохла. Чтобы сдохла окончательно, и ее карканье в ушах перестало отдаваться эхом.
Он не знал, сколько прошло времени — день или час, — прежде чем серафимы снова заволновались, и кусок Нельнота украл из-под их власти невысокий светловолосый демон. Он шагал между ратушей и зданием библиотеки спокойно и уверенно, жевал яблоко и нес книгу. Серый с зелеными каплями переплет был сделан из незнакомого менестрелю гладкого, блестящего материала.
Амоильрэ остановился поодаль от пленника, присел и сказал:
— Привет.
— Здравствуй, — хрипло отозвался тот. — Тебе что-нибудь нужно?
— Так, сущая ерунда, — согласился военачальник. — Чтобы ты сделал выбор. Я предоставлю тебе два варианта, а ты решишь, какой больше подходит моей… или нашей?.. истории. Готов?
Рикартиат соображал туго и медленно, но все же кивнул:
— Готов.
— Превосходно. Что ж, — Амоильрэ открыл книгу, — мы стоим на перекрестье. Я написал четыре разных концовки, но две из них пришлось выбросить. Первая была слишком простой, а вторая меня не будоражила. Однако другие две я считаю весьма достойными. Итак, что тебе больше нравится: жизнь Альтвига — или твоя жизнь?
— Жизнь Альтвига, — не задумываясь, ответил менестрель.
— Ага. — Демон деловито захлопнул книгу. — Ты не колеблешься? Не испытываешь сомнений? Пойми — если ты сейчас пожелаешь покинуть Нельнот, то проживешь еще очень долго. Вероятно, составишь пару госпоже Илаурэн… нет? — с легким раздражением осекся он, потому что Рикартиат поморщился.
— Составлю пару? Будучи вот таким? Весьма тонкое издевательство, господин Амо. Я оценил.
— А что тебя не устраивает? — изумился демон. — А… ясно. Ты считаешь себя ущербным? Из-за того, что наговорили серафимы?
Парень посмотрел на небо — зеленое, бездушное и бессмысленное.
— Из их слов выходит, — медленно начал он, — будто я — воплощение Лассэультэ. И будто я — равно женщина и мужчина. Нет, я не удивлен, — добавил он, перехватив скептический взгляд военачальника. — Но хотел бы узнать правду. Правду обо всем. Можно?
Амоильрэ задумался. Шестикрылые твари бились о щит, воя, словно потревоженная стая волков.
— Твой вопрос я нахожу весьма ироничным, — наконец выдал демон. — Навевает воспоминания. Ты в курсе, каким был этот город до войны с небесами?