— Просто с ней неудобно спорить, — оправдался Ретар. — Она все еще любит мою Атараксаю.
— Потому что подобной больше ни у кого нет, — хмыкнул Снежок. — Моя со временем потемнела.
Рыжий тихо рассмеялся:
— Меньше надо за смертями бегать.
— А я и не бегаю, — вздохнул убийца. — Я и есть Смерть. И это, пожалуй, лучшая роль из тех, что доставались мне в жизни.
Ретар покрутил манжету рубашки.
Все думали, что Смерть — женщина, мать Аларны. Аларной назвалась Эллет, и Эллет действительно имела связь с кем-то могущественным и темным, занявшим место по ту сторону мира. Однако настоящим Смертью, тем, кто обрывал нити судеб, был Снежок. Он сохранял равнодушие, хладнокровие и уверенность, что убийство — это всего лишь еще один вид искусства. Немного более жестокий и трудоемкий, чем все другие.
Создателем Врат Верности был Ретар, а создателем Костяных Дворцов — Снежок. Магия, способная превращать кости в любую вещь, необходимую хозяину, ограничивалась убитыми им людьми. Рыжий мог призывать косу, щиты или мелкое парное оружие, а беловолосый мог творить, что угодно, потому что в прошлом число его жертв перевалило за тысячи.
— Тебе не стоит меняться ради двух одиноких духов, — тихо сказал эльф. — Они все равно умрут. Это не имеет смысла.
— Ты прав, — согласился вампир. Согласился абсолютно невозмутимо, не показав истинных своих чувств. Затем встал, протянул приятелю плед и попросил: — Отнеси в мою комнату, пожалуйста. Я хочу прогуляться.
Альтвиг и Шейн стояли посреди улицы — неширокой, но достаточно свободной, чтобы на ней могли разминуться два человека. Вокруг расположилось с десяток маленьких домиков, деревянных и каменных. Квадратные окна были занавешены, а двери в большинстве своем заперты.
— Это и есть Вирэль? — полюбопытствовал храмовник.
— Да.
— И чем он знаменит?
Повелитель сориентировался и направился на восток. Он выглядел недовольным, даже злым. Когда из-за поворота показалась сгорбленная женщина, закованная в цепи — они волочились за ней по сырой земле, — Шейн буркнул:
— Вирэль — это город пленников. Правда, с языка шэльрэ его название переводится иначе. Звучит как «Viearraellen», то есть «ублюдки».
Альтвиг поморщился:
— Мило. Значит, здесь живут люди?
— Не только люди, — отмахнулся седой. — Хватает и эльфов, и друидов, и гномов… только вампиров нет. Его Величество люто их ненавидит, поэтому на двадцать четвертом ярусе есть кладбище кровососов. Я слышал, что он здорово бесился, когда узнал, что в итоге Атанаульрэ поладил с нашим Создателем.
— А… э-э-э… Его Величество, — решился храмовник. — Каков он вообще?
Шейн подвоха не различил:
— Нормален. Любит закатывать истерики и громко орать, но в целом, я считаю — он не худший вариант. Во всяком случае, для него имеет значение справедливость — пусть и своеобразная.
— А его глаза действительно отражают цвет глаз собеседника?
— Ага, — подтвердил седой. — Но это не так ужасно, как многие себе воображают. Я полагаю, бояться взгляда Его Величества стоит только тем, кто ни разу не вел бесед со своим отражением в зеркале.
Альтвиг, который как раз не вел, погрустнел.
Навстречу путникам попалось еще несколько человек. Об их приближении парней оповещал душераздирающий лязг. Храмовник недоумевал, зачем демонам понадобился такой город, и обрадовался, оказавшись на границе третьего яруса.
— Что дальше? — осторожно уточнил он.
— Особняк госпожи Петеарт, — с отвращением сказал Шейн. — Внутрь мы заходить не будем, но сад пересечь придется.
Он провел Альтвига через очередной портал. Того света, что худо-бедно заливал Вирэль, на четвертом ярусе не было. Наоборот — здесь царила темнота, тишина и спокойствие, нарушаемое тихим шелестом белых цветов. Последние в изобилии покрывали раскидистые деревья. Ничего подобного парень раньше не видел — лепестки напоминали звезды, а в зеленой листве угадывались смутные очертания круглых плодов.
— Госпожа Петеарт была родной теткой господина Вильяра Вэйда, — сообщил повелитель. — А господин Вильяр Вэйд был тем, кто убил Еву.
Храмовник промолчал. О Еве и вечном пламени, принесенном в Нижние Земли, ему было хорошо известно. Пойманные инквизицией маги — особенно демонологи, — любили эту историю и не брезговали ее повторять. Якобы не шэльрэ вовсе, а Боги — те Боги, что стали символом добра и правды — принесли в обитаемые миры зло. Принесли, прогнав с первого сотворенного клочка живой земли тех, кого после нарекли демонами и стали бояться, словно бешеных псов.