— Мальчик, — обратился к нему остроухий. — Ты ведь повелитель, да? Повелитель северного ветра?
— Откуда вы… — начал было седой, но эльф его перебил.
— Отвлеки его, ладно? Используй какую-нибудь уловку, способную внести хаос… еще больше хаоса, чем есть, я имею в виду. Договорились?
— Да. — Шейн помотал головой, надеясь вытрясти из нее мысли об Илаурэн и ее грядущей реакции. — Одну минуту.
Пробудить колдовство Амоильрэ было трудно. Всегда, а не только в подобной обстановке. Повелителю пришлось приложить все возможные усилия, чтобы из крохотного, жалкого и серого комка пепла возник огненный феникс — возник и стал стремительно раздуваться. Спустя миг он уже не проигрывал дракону в размерах, и обе твари сцепились между собой в странном, почти смешном поединке. Птица кружила в воздухе, будто уговаривая ящера встать на крыло, а тот бесился и бил хвостом по всему, до чего дотягивался. Количество вмятин и дыр в городской стене стремительно возрастало.
Шейн всего лишь на секунду упустил остроухого из виду — а когда снова посмотрел в его сторону, обнаружил, что рядом никого нет. Полы эльфийского плаща взметнулись где-то над задней лапой дракона, а затем изящная фигура незнакомца пропала из виду, скрылась в чаще острых шипов и выступов костяного гребня. Затем появилась — между рогов крылатого ящера, — подняла над собой оружие и нанесла такой сокрушительный, такой безумный удар, что от него содрогнулась каждая ветка в пристоличном лесу.
Лишенные разума глаза Альтвига заволокло непрозрачной пленкой. Он зашатался, будто пьяный, и медленно лег. Именно лег, не упал — и смирно терпел, пока остроухий спустится и устроит ему разнос.
И незнакомец не подвел.
Он неуважительно потоптался по драконьей морде, использовал клыки вместо приставной лестницы и начал расхаживать туда-сюда, громко объясняя ящеру, в чем тот ошибся и что его за это ждет.
— Тебя повесят, мерзкая идиотина! По-ве-сят! После того, как мы уговорили Амо оставить тебя в живых, после того, как наконец-то сдохла чертова инквизиция, после того, что пережил Рикартиат, ожидая твоего возвращения! Ты вообще о ком-нибудь думал? Кроме себя, естественно? Я понимаю, что ты пережил невосполнимую утрату и тебе сложно прийти в себя, но разве это давало тебе право на убийство воинов? Да не просто воинов, а воинов из личной гвардии Его Величества! Ну?! Я не вижу раскаяния!
— Господин Тиль, — негромко произнес Инаг, — беседовать с драконом бесполезно. Он не осознает, чего вы от него хотите.
— Цыц, господин идиотские действия! Если бы ты не влез со своими арбалетчиками, я разобрался бы быстрее и без потерь!
— Но потери были. Попрошу заметить, что обломками камня и дерева убило троих стражников.
Остроухий отвесил ему затрещину:
— Цыц, я сказал!
— Ведете себя, как маленький, — не смутился оруженосец.
— Э-э-э… я прошу прощения, — вмешался Шейн, — но… э-э-э… кто вы?
— Тиль, — отмахнулся беловолосый. — Ты же слышал. Меня зовут Тиль. О, неужели!
Драконье тело спряталось за клубами дыма, укуталось в них, словно в одеяло. И когда этот полог развеялся, все увидели Альтвига — Альвига-человека, в обгоревшей одежде и с опаленными волосами. Он не шевелился и не проявлял никаких признаков жизни, но Инага это не беспокоило.
— Я его забираю, — заявил он. — На суд. Очнется, и мы, вероятно, выслушаем, что к чему.
Оруженосец боялся, что Тиль возмутится или возразит, но он только пожал плечами:
— Делайте, что угодно.
— Благодарю вас. — Инаг низко поклонился. Кровь из разбитого носа все еще капала. — А вам, господин Эль-Тэ Ниалет, придется пойти со мной и рассказать, где вы были вместе с этим неуравновешенным парнем. Разумеется, мне любопытна и версия госпожи Илаурэн, поэтому по дороге мы ее прихватим.
Шейн ничуть не обрадовался, но решил не спорить.
— Меня давно так не били, — говорил оруженосец тремя часами позже. — Унизительно и мощно. Я и представить себе не мог, что отвыкну от домашних побоев.
— Эти побои — не домашние, — вяло отозвался Алетариэль. Его Величество сидел в удобном дорогом кресле, разглядывая шахматные фигурки. Клетчатая доска стояла на столе, и с обеих сторон от нее расположилось немало «съеденных» пешек. — Мой отец никогда не отличался особой добротой. Если он пожелает кому-то врезать — он врежет, а потом уже будет размышлять, правильно поступил или нет. Я считаю, что данная черта его характера выглядит весьма привлекательно.
— Да ну? — не поверил Инаг, напряженно изучая расклад. Выходило, что через пару-тройку ходов Его Величество выиграет, а гениальных идей по спасению ситуации на ум как-то не приходило.