Поэтому и болтает без умолку. Лайон знал этот прием - испытанное оружие разведчика. Выбейте собеседника из колеи - и он заговорит. Припугните - и он выложит все, что знает.
Но вот вопрос: почему так разболтался он сам? Чем встревожен? Чего боится? В глубине души Лайон знал ответы на эти вопросы, но не желал отвечать даже самому себе.
- Сам толком не знаю. От какого-то старикана, давно умершего. Я не видел его и никогда ничего о нем не слышал. И вдруг несколько недель назад узнаю, что унаследовал болото.
- Что ж, это хорошо, - заметила Жасмин с той задумчивой улыбкой, что пробивала его броню не хуже пули сорок пятого калибра. - Хорошо, что ты его совсем не знал и тебе не пришлось скорбеть о его смерти. Кем он тебе приходился, дедушкой?
Лайон пожал плечами. На этот раз спина промолчала. Похоже, он и в самом деле выздоравливает.
- Понятия не имею. Кажется, прадедушка. В общем, какой-то предок. До этого наследства я и не подозревал, что у меня вообще есть какие-то родственники.
Возможно, где-то ходят по свету его троюродные и четвероюродные братья и сестры - незнакомцы с тем же набором генов, быть может, с теми же чертами лица и характера, унаследованными от предков. Лайон сам не мог сказать, что принесла ему эта мысль - радость или беспокойство. До сих пор он отлично обходился без семьи, обойдется как-нибудь и впредь.
Больше половины жизни Лайон прожил один, и не жалел об этом. Его родители вечно ссорились, жили как кошка с собакой. Ему было двенадцать, когда они разошлись. Лайон был единственным ребенком. Надолго запомнились ему бессонные ночи, когда он прислушивался к воплям и брани в соседней комнате, - так родители, не желая оставить сына у себя, старались спихнуть его друг другу. В результате Лайон оказался у дядюшки, который тоже не обрадовался такому подарку.
Годы юности врезались в память навсегда, хотя Лайон очень хотел бы их забыть. В четырнадцать лет он сбежал из дому. Никто не искал его, дядя вряд ли заметил его отсутствие. Даже в школе не забили тревогу. Учителя были рады избавиться от двоечника и нарушителя дисциплины. Несколько лет он прожил на улице, ухитрившись ни разу не попасть в кутузку.
Трудно сказать, что ему помогло: сильный характер, упорство или везение. Может быть, все сразу. Словом, Лайон выстоял и выбрался из трясины. Нашел работу и жилье. Продолжил учебу в вечерней школе. Получив диплом, пошел служить в полицию. Он начал службу с самой нижней ступени, не чурался черной работы, не пасовал перед опасностью. Он скоро заслужил уважение товарищей. И как видно, не их одних.
Прошло восемь лет. Лайона вызвали на собеседование в одну очень солидную организацию, где человек, не тратя лишних слов, предложил ему пополнить ряды агентов секретной службы, подчиненной федеральным властям и занимающейся тем же, что и полиция, только на ином уровне и иными средствами. Лайон согласился; за прошедшие годы он ни разу не пожалел об этом, и его новое начальство тоже.
А теперь его пытаются убить - значит, он и в самом деле кое-чего стоит.
- Я читала в одной книге... - долетел до него голос Жасмин.
Лайон притворился, что внимательно слушает ее болтовню о книгах, фильмах и сыгранных ролях, как будто они сидят за чаем в уютной гостиной, а не в болотной грязи под хмурым февральским небом, которое, кажется, собирается полить их дождичком.
Он рассеянно слушал ее голос, но думал о другом. Например, о том, что кожа у нее, где она не опухла и не расчесана, белая и шелковистая. А под одеждой, наверное, еще белее. Почти светится, как у многих рыжих. Еще он думал о том, что, когда Жасмин сбросит с себя его одежду и уйдет, на рубашках останется ее запах.
Жасмин следила за чистотой тела. Каждое утро она мылась у ручья - фыркая, повизгивая от холода и изводя невероятное количество мыла. Лайон-то надеялся, что мыльных запасов хватит на месяц... О своей безопасности Жасмин не беспокоилась, ведь не будет хромой человек с больной спиной подглядывать за ней из-за кустов. Да и не за этим Лайон сюда приехал.
Он приехал, чтобы вернуть прежнюю физическую форму и найти ответы на несколько вопросов. Вся информация находилась у него в голове. Для этого нужно сосредоточиться.
Прежде чем покинуть Лэнгли, он уничтожил все свои записи. На компьютере оставил лишь файлы, не имеющие особого значения. Он не сомневался, что его кабинет и квартиру будут обыскивать. Шифровать заметки он не видел смысла идеальных шифров не существует.
- У тебя случайно не найдется иголки? Почти десять секунд понадобилось Лайону, чтобы вернуться к реальности и ответить на вопрос. Придется поработать над реакцией.
- Иголки?
Жасмин протянула правую руку с порозовевшей ладонью. Волдыри уже зажили.
- Руку занозила. Зубами вытащить не получается.
- Где-то у меня были плоскогубцы с игольчатыми кончиками. Дай-ка взгляну.
Становилось темно, и Жасмин поднесла руку к лицу Лайона. От нее пахло мылом и чили. В жизни Дэниел не вдыхал такого возбуждающего аромата.
Вытаскивать занозу пришлось ножом. Плоскогубцы лежали там же, где и оружие, которое Лайон без крайней нужды демонстрировать не собирался. А нож, простерилизованный дезодорантом, в умелых руках ничем не хуже хирургического инструмента.
Лайон взглянул ей в лицо, и сердце его замерло. Жасмин зажмурилась и плотно сжала губы в ожидании боли, хоть заноза была не длиннее реснички.
- Расслабься, это не так уж страшно.
Он сделал быстрое движение.
- Вот и все.
- Уже все?
- Ну конечно. Смотри, даже следа не осталось.
Жасмин рассмеялась, по-детски откинув голову. И вдруг, повинуясь необоримому желанию, Лайон поднес ее ладонь к губам и поцеловал больное место.
- Так мама всегда делала, - прошептала Жасмин. Ее глубокий, хрипловатый голос заставил его пожалеть о случившемся; тело его болезненно содрогнулось, и он испугался, что не справится с собой.
- Понимаю.
Мать никогда его не целовала. Когда он приходил домой зареванный, в синяках, полученных на школьном дворе, она приказывала ему замолчать и убираться к себе в комнату. Иногда она его вовсе не замечала.
Она пила горькую. Как и отец. Вот почему, может быть, Лайон не брал в рот ничего, кроме пива. Да и его не больше трех банок в день. А иногда ограничивал себя и в этом. Он любил ставить себе ограничения, проверяя себя на выдержку, и всегда выигрывал.
После "операции" прошел час, а Жасмин все еще чувствовала легкое, летучее прикосновение губ к своей ладони. Подумаешь, большое дело! Даже почти и не поцелуй! Почему же при одном воспоминании об этом сердце у нее замирало? Так было на "американских горках" и в тот день, когда она впервые увидела океан.
Всего лишь поцелуй в ладонь, а для нее он значил больше, чем первый сексуальный опыт. Да что там - больше, чем все ночи с мужчинами, вместе взятые (которых, кстати сказать, было не так уж много)! Жасмин не увлекалась сексом и привыкла считать себя холодной женщиной. Но это.., нет, это не секс. Это что-то большее.
- Мне кажется или стало действительно сыровато? - поинтересовалась она некоторое время спустя, убирая на место зубную пасту.
- Наверно. Хочешь смазать ладонь дезинфицирующим кремом?
Жасмин помотала головой.
- Незачем. Знаешь, думаю, мне пора домой. Завтра с утра возьму лодку и доплыву до мотеля, а оттуда пришлю ее с кем-нибудь. Так что тебе не придется...
- Ясно. Не придется выбираться отсюда вплавь. И оба улыбнулись друг другу.
- Ты ведь не пропадешь без меня? Разумная, рассудительная Жасмин от души надеялась, что с ним все в порядке. Но другая Жасмин страстно желала услышать слова, которые он, конечно, никогда не скажет: "Пропаду, непременно пропаду! Останься со мной! Умоляю, останься, хоть на день, хоть на час!"
Поэтому ей надо уходить как можно скорее. Пока безумие не взяло верх над разумом.