— Это Тая. Теперь она живёт у нас, — ответил Гена.
— Начал шалав таскать? — она села рядом с Таей. Посмотрела на нее выцветшими подслеповатыми глазами.
— Шалав не видел. С таким незнаком, — спокойно ответил Гена. — Ты что есть будешь?
— Супа давай, — потребовала она, как будто находилась в таверне.
— Тая, а ты?
— Хлеба кусок. Больше всё равно ничего не смогу удержать, — ответила она.
Чёрный хлеб, крепкий чай. Всё было ничего, пока Тая не почувствовала запах супа. Мутить начало сильнее. Из комнаты показался мужчина в мокрых штанах. Мама Гены начала ржать над ним, говоря, что он старый дурень. Гена выключил плиту, повёл отца в ванную. Для него похоже ничего необычного не произошло. Его мама достала из холодильника бутылку водки. Щедро плеснула её в рюмку.
— Будешь? — спросила она.
— Нет, — поморщилась Тая.
Ароматы. Запахи. Больше Тая не могла это терпеть. Поэтому побежала обниматься с туалетом, отдавая ему скудный завтрак. В голове мелькала мысль, что она многое бы отдала, чтоб закончить эти мучения. Только всё равно медлила. Оттягивала этот момент. Ошибка. Она давно перестала понимать, что в этой жизни правильно, а что нет. Где найти критерии, которые могли бы подсказать, как жить и не ошибаться? Жаль, что никто не придумал написать учебник по жизни. Она бы его с удовольствием прочитала и следовала каждому бы параграфу. Только такого учебника не было.
Таи не было минут двадцать. Когда она вернулась на кухню, то Гена уже кормил с ложки отца, словно тот был маленьким ребёнком.
— Не могу налюбоваться на эту картину, — сказала мама. — Вот сколько он мне обид нанёс, а теперь сидит и тупо улыбается. Я ему говорю, что он т-у-по-й. Так дурак улыбается.
— Мам, прекрати, — мягко остановил её Гена.
— Никакой я не тупой. Я рисую, — возразил ей отец Гены. Высокий, худой мужчина с похожей улыбкой, как у Гены. Он зажмурился. — Дай молока.
Пока Гена отошёл к холодильнику, он разлил остатки каши на стол и стал водить по ним пальцами.
— Я тебя нарисую. Помнишь, как в тот день, когда я тебе сделал предложение? На тебе была соломенная шляпка и голубое платье. Босоножки были у тебя в руках. Ты шла по берегу, а волны ласкали твои ноги, словно ты только вышла из морской пучины. Вот, правда получилось красиво? — спросил её папа. На столе была размазанная манная каша. Мужчина смотрел на неё так, словно видел настоящую картину.
— Дурень ты старый, — она легонько стукнула его по лбу.
— Думаешь не похоже? — у него на глазах выступили слёзы.
— Очень похоже, только рисуй на бумаге красками, а не кашей по столу. Тогда твои рисунки сохранятся. Ты замечательно рисуешь, — ответил Гена, погладив его по голове, как ребёнка.
— Вот ты всегда меня понимал, — вытирая слёзы, ответил папа Гены. Тот намочил полотенце и вытер отцу руки.
— Ты ещё есть будешь? — спросил он отца.
— Не хочу. Она злая, — пожаловался он на свою жену и ушёл в комнату.
— А ты т-у-по-й, — растягивая слова, произнесла она и рассмеялась.
— Мама, я тебе сколько раз говорил не распускать руки? Драться нельзя.
— А что ты мне сделаешь? Я вот возьму и пожалуюсь в полицию, что ты меня не выпускаешь из дома и голодом моришь, — прищурилась она.
— Ага, и придёт Семён Петрович, который тебя уже видеть не может. Зачем нам с тобой воевать?
— Рыбы хочу солёной, — потребовала она.
— Держи, — он достал с полки пакет сухой мелкой рыбы. Она жадно его схватила. Закинула туда стопку. Бутылку забрала с собой. После этого заковыляла в комнату. — Теперь можем и мы поесть.
— У тебя такое каждый день? — спросила Тая.
— Сегодня тихо. Иногда они сильно ругаются. Особенно когда маме повоевать хочется. Тогда она начинает меня и отца доставать. Меня из себя сложно вывести, а отец плакать начинает. Обижается на неё. Он сейчас как маленький ребёнок.
— Я заметила.
— Давай сейчас манки положу и бутерброд сделаю.
— Всё равно всё выплюну. Так не должно быть, но не знаю почему меня так выворачивает.
— Сейчас всё нормально будет.
— Откуда такая уверенность? — спросила Тая. Он не ответил. Лишь улыбнулся.
— Ты давно играешь? В этой группе? — спросил Гена, протягивая ей бутерброд.
— Как с Ригом познакомилась. Он её собрал. Там от группы было одно название. Гитарист у нас почти не умел играть на гитаре. Считал, что трёх акордов вполне хватит. Барабанщик только и делал, что палочками махать. Мы еле отучили его стучать к месту и не к месту. Одно время стоял вопрос, чтоб отказаться от барабанов, но Риг был против. У нашего барабанщика водились деньги. И репетировали у него дома. Гитарист был для количества. Риг и сам неплохо играл. Вот из этой какофонии мы пытались делать группу. Я там прибилась, потому что на скрипке неплохо играла. Мне хотелось играть не только для себя. Это было скорее хобби. У нас и выступлений было не так много.