Микеле понадобилось много времени. Целая минута. Затем она испустила мучительный вопль, который мог означать и радость, и отчаяние — поди пойми, и решительно положила звезду в квадрат.
Если бы Маттиа сам не понял, что с его сестрой что-то не так, то ему помогли бы заметить это одноклассники, например Симона Вольтера. Когда учительница, сказала: «Симона, этот месяц будешь сидеть за партой вместе с Микелой», та возмутилась и, скрестив руки на груди, заявила:
— Я не хочу сидеть рядом с этой.
Маттиа подождал немного, пока Симона препиралась с учительницей, а потом сказал:
— Я могу сесть рядом с Микелой.
Все, похоже, облегченно вздохнули: «эта», Симона и учительница. Все, кроме Маттиа.
Парта стояла в первом ряду. Микела все уроки возилась с раскрасками. Она усердно игнорировала границы и малевала какими попало цветами. Кожа у детей получалась синяя, небо красное, а все деревья — желтые. Карандашом она действовала как молотком для отбивания мяса — так колотила им по бумаге, что рвала ее на куски.
Маттиа в это время учился читать и писать. Он выучил четыре арифметических действия и оказался первым в классе, кто освоил деление столбиком. Его голова была великолепно устроена в отличие от совершенно пустой головы его сестры.
Иногда Микела начинала метаться за партой, сильно размахивая руками, отчего походила на бабочку в сачке. Глаза у девочки темнели, и учительница с испугом (но и с надеждой) смотрела на нее — а вдруг она и в самом деле улетит? Кто-то на задних партах начинал смеяться, кто-то шикал на них. Тогда Маттиа вставал, поднимал сестру со стула и держал, чтобы она не упала, а Микела вовсю мотала головой и так быстро махала руками, что ему казалось, они вот-вот оторвутся.
Маттиа ловил руки сестры и терпеливо прижимал их ладонями к ее груди.
— Ну вот, больше у тебя нет крыльев, — шептал он ей на ухо.
После этого Микеле требовалось еще некоторое время, чтобы успокоиться. Несколько секунд она неотрывно смотрела на что-то невидимое другим, после чего снова бралась за карандаш как ни в чем не бывало.
Маттиа, опустив голову, садился на свое место, он весь горел от смущения, а учительница продолжала урок.
Микела и Маттиа учились уже в третьем классе, но еще никто из ребят ни разу не пригласил их на свой день рождения. Заметив это, мать решила помочь делу — устроить празднество по случаю рождения близнецов. Но за обедом синьор Балоссино решительно отверг эту идею, сказав, к огорчению Аделе, что все это и так тягостно. Маттиа с облегчением вздохнул, а Микела в десятый раз уронила вилку. Больше этот вопрос не обсуждался.
Но вот однажды январским утром Риккардо Пелотти, рыжий, с толстыми, как у бабуина, губами, подошел к их парте.
— Послушай, моя мама сказала, что ты можешь прийти ко мне на день рождения, — выпалил он одним духом, обращаясь к Маттиа. — И она тоже, — добавил он, кивнув на Микелу, которая старательно разглаживала ладонью поверхность парты, словно простыню.
Маттиа вспыхнул от волнения и ответил «спасибо», но Риккардо, выполнив трудное поручение, уже ушел.
Аделе тоже разволновалась и повела близнецов в «Бенеттон» покупать им новую одежду. После «Бенеттона» они обошли три магазина игрушек, но всякий раз Аделе сомневалась в выборе подарка.
— А что любит Риккардо? Это ему понравится? — спрашивала она Маттиа, взвешивая в руке коробку с полутора тысячью пазлов.
— Откуда я знаю! — отвечал сын.
— Он же твой друг, в конце концов. И ты наверняка знаешь, какие игры он любит.
Маттиа подумал, что Риккардо вовсе не его друг, но объяснить это маме невозможно, поэтому в ответ он только пожал плечами.
Наконец Аделе остановила свой выбор на конструкторе «Лего» «Космический корабль» — это была самая большая и дорогая коробка в отделе.
— Мама, это слишком, — возразил сын.
— Да ладно. И потом вы же вдвоем пойдете. Не хотите же вы жалко выглядеть!
Маттиа хорошо понимал, что с «Лего» или без него — они все равно будут выглядеть жалко. С Микелой не приходится ожидать ничего другого. Сестра ни на минуту не оставит его в покое, прольет на себя весь лимонад, а потом начнет ныть, как ноет всегда, когда устает. Риккардо пригласил их только потому, что его заставили это сделать.
Впервые Маттиа подумал, что лучше бы остаться дома.
Более того, он подумал: «Лучше бы Микела осталась дома».
— Мама, — неуверенно заговорил он.
Аделе искала в сумке кошелек.
— Да?
Маттиа вдохнул поглубже.
— А Микеле обязательно идти на этот праздник?
Аделе замерла от неожиданности и уставилась на сына.