Выбрать главу

«Да рази это дело? — кряхтел Фрол Петрович. — Вона теперича, болтают, какой-то Антонов объявился, за нашу, слышь, свободу воевать удумал. Оно что ж, поглядим, подумаем. Может, оно и обернется по-нашенски? Делом пойдет жизня, пущай и Антонов наверху куролесит, нам-то что? Нам абы жить повольготней, да чтоб по сусекам не шарили, в хате не шастали!»

В хате Фрола Петровича, выглядевшей снаружи неказисто, благодаря старанию рано осиротевшей Наташи, все блистало и сверкало.

Дочь Фрол Петрович боготворил. Да и как иначе! Что лицом взяла, что молодым, упругим станом, что хозяйской привычкой и мастерством в любом рукоделье!..

Золотая девка, золотые рученьки!..

Многие присватывались к Наташе, да никто ей не был люб, а тут вдруг явился Лешка. Двориковские парни дивились:

— Эка выбрала богатея! Мать — охрипшая старушонка, ее так и кличут Хрипучкой, братан — в коммуне, изба еле держится и хоть шаром в ней покати. А во дворе телка — кожа да ребра.

А вот поди ж ты, полюбила!

Фрол Петрович давно о том догадывался и присматривался к Лешке, как хороший хозяин присматривается к бычку перед покупкой.

— Фрол Петрович, к твоей я милости. — Лешка покраснел и шмыгнул носом.

— Знаю я, зачем ты ко мне! Мало на твоей душе девок, — буркнул Фрол Петрович, впрочем добродушно.

— Он ведь хороший, Алешка-то, — заступилась за жениха Наташа — она творила тесто.

— Жить без нее не могу! — признался Лешка с отчаяньем.

— То-то вижу, похудел аж! — усмехнулся Фрол Петрович. — Жить не может! Скажите, пожалуйста! Стало быть, накобелился?! Нет, ты ответствуй! — строго добавил он.

— Да я… — начал было Лешка.

— А ты со мной не спорь, слышь? Не спорь, говорю! — Фрол Петрович возвысил голос. — Парень-то ты больно неуверенный.

— Как неуверенный? — Лешка рассердился.

— Ну, ну, не вскипай! Эка самовар нашелся! Неуверенный, вот и все! Огня много, а жару с гулькин нос. Не верю я тебе. — Фрол Петрович сдвинул брови и сурово замолчал.

— В зятья пойду, Фрол Петрович! — пробормотал растерянный Лешка.

— Не верю, не верю! — стоял на своем Фрол Петрович.

— Папаня! — взмолилась Наташа. — Да что ты, папаня!

— А ты уйди! Не бабье дело мужицкие разговоры слушать!

Когда Наташа вышла, Фрол Петрович деловито сказал, с мужицкой привычкой прибедняться:

— Живу худенько, коровенка, да лошаденка, да дочь-красавица — вот и вся моя сила. — Он посмеялся не слишком весело. — А девка — золото! Я те, мошеннику, голову оторву, если ты такую девку испоганишь. — Это прозвучало серьезной угрозой, и Лешка поник головой.

Фрол Петрович умягчился: парень пришелся ему по душе. Работает у Сторожева исправно, на все руки мастер, а с девками кто по молодости не баловался? Нет, зять будет, пожалуй, подходящий.

Лешка сидел ни жив ни мертв. Фрол Петрович усмехнулся про себя и сказал:

— Ладно уж! Эка нос повесил. Давай иди в зятья, согласный я. Мне и то трудновато стало кошелки-то из риги носить. Поноси ты.

На том и сладились: быть свадьбе.

После обеда пошел снег, небо закрыли свинцовые облака. Тянул свежий ветер, пустынно было в поле, галки с карканьем носились бестолково туда и сюда, ссорились, дрались.

Сторожев сидел в санях, укутавшись в тулуп. Лешка на козлах тянул песню, а думал о Наташе, о предстоящей свадьбе.

Ночевали верстах в двадцати от Двориков в селе Грязном. Утром Сторожев положил в сани тяжелый тюк, прикрыл его соломой. Лешка все-таки углядел, что лежит в тюке, и плюнул: книжки и листы, на которых было что-то отпечатано черными большими буквами.

Отъехав версты три, Лешка повернулся к хозяину и сказал:

— Женюсь, Петр Иванович.

— О! — удивился тот. — Это какая же графиня связала тебя, черта беспутного?

— Наташа Баева, — гордо ответил Лешка. — Девка, брат, во!

— Девка-то во, да дураку досталась. Тоже нашел время жениться! Выбрось из головы девок. Страшное время идет. Воевать, видать, нам придется, не то разор, вконец разор.

— А может, я не желаю воевать? — осмелев, буркнул Лешка.

— Куда хозяин, туда и ты!

— Эка сказал!

— Да ты, никак, фырчать начал? С чего бы это? Верни долг — пятнадцать пудов муки мать вперед забрала. И лети, куда хочешь!

Лешка гневно засопел.

— Не горюй, Алешка, — смягчился Сторожев, — за свое крестьянское дело повоюем. Хорошо будешь служить — вознагражу!

Петр Иванович укутался в тулуп и замолчал. Замолчал и Лешка: грустно ему вдруг стало.