Поди же ты, не задалась жизнь человеку! Пьяница муж, подлец и безобразник, выбил человеческую душу, ушли на войну сыны.
И не выплакать старым глазам горя, и вздрагивают в рыданиях сухонькие плечи, и все горше жизнь, и редки ее улыбки.
Листрат ел и не спеша выспрашивал о сельских новостях. Было ему хорошо, не хотелось думать, что вот через час снова поедет он в туманную морозную даль и снова надо настораживаться, выглядывая врага.
Дверь с визгом открылась, и вошел Лешка — в папахе с зеленой полоской, в плотно подпоясанной поддевке, вооруженный. Он вошел и направил на Листрата револьвер.
— Брось баловаться! — прикрикнул Листрат и зачерпнул ложкой кашу. — Ну, брось, говорю, сам стрелять умею.
Мать, онемевшая в первое мгновение, ахнула, потом вскочила, забегала, захлопотала, заулыбалась, и по бледным щекам снова потекли слезы.
— Леня, Лешенька, Ленечка!.. Господи, вот и съехались соколы, вот и вместе. Раздевайся, сынок. Он не тронет, Листратка-то. Ты не тронь его, Листратушка. Не тронешь ведь, а?
Она то умоляюще смотрела на Листрата, то дергала за поддевку младшего — розовощекого, безусого Лешку, то принималась дрожащими руками расстегивать его пояс и опять бежала к Листрату.
Листрат вытер усы, посмотрел сурово на брата.
— Ну, чего стал? Садись. Поди, есть хочешь? Вот кстати и гостя к обеду принесло. Не стреляться же нам с тобой в избе. И так еле держится.
Лешка недоверчиво глянул на брата, торопливо сбросил шапку, сунул в кобуру револьвер и обратился к матери:
— Вот встреча, елки зеленые! Ну что ж, теперь бы выпить?
— Припасла, припасла бутылочку, — прохрипела Аксинья.
— Ты что же, — спросил Листрат, — лошадь мою не видал, что ли?
— Нет, кобылу позади избы привязал.
— Ишь ты, сукин сын, — нахмурился Листрат, — сам в избу, а лошадь на холоде… Поди, она тоже жрать хочет… Ну, сиди, сиди! — крикнул он, видя, что Лешка поднимается. — Я в хлев ее поставлю. Овса-то нет?
— Мы у мужиков овес не грабим, это ваше дело грабить. Мы мужика не трогаем.
Лешка зло скривил рот, а Листрат усмехнулся:
— Ну, не ерепенься, защитник мужицкий! А овса нам, между прочим, выдали. — И вышел из избы.
— Вот так принесло меня, — вслух подумал Лешка. — Ну, добром нам не разъехаться.
— Ничего, ничего, Ленюшка, я ему скажу, Листратке-то, я ему прикажу, он не тронет, — успокаивала мать.
Лешка разделся, одернул вышитую петухами рубаху, расчесал перед осколком зеркала русые кудри, покосился на небрежно оставленный Листратом браунинг, вынул из кобуры паршивенький «смит-вессон» и сунул его в карман кожаных галифе. Когда Листрат вошел в избу, Лешка глотал щи, на столе стойла бутылка самогона, а мать крошила в Миску соленые огурцы.
— Хорошая у тебя лошадь, — сказал Листрат, согревая у печки закоченевшие руки. — Давно ходит?
— С осени. В разведке под Сампуром был, одного вашего хлопнул. Так с седлом и перешла. Засекается только.
— Хорошая кобыла, — повторил Листрат и, скользнув взглядом по Лешкиной фигуре, заметил: — Красуемся все, защитник? Тебя, что же, мужики просили их защищать, или ты по своей воле?
Лешка, краснея, ответил:
— Мы свободу мужику добываем.
— Ишь ты, — усмехнулся Листрат, — тоже, стало быть, за свободу? Скажи, пожалуйста, как сошлось: и ты мужику свободу добываешь, и я тоже. И бьем Друг Друга. Как же это выходит?
Лешка не нашелся, что сказать.
— Так, Леша. В каких же ты чинах у Антонова состоишь, какая у тебя бандитская должность?
— Ты потише! Насчет бандитов дело темное. В Вохре я, — облизывая ложку, заносчиво отвечал Лешка. — У нас начальство крепкое, не то что у вас. Наш командир — Сторожев, Петр Иванович. У него и служу.
— Так. У старого хозяина, стало быть? Все хозяев себе ищешь, никак не можешь без хозяина обойтись, а?
Лешка опять смолчал. Листрата разбирала злоба.
— Ты сказал: за свободу бьешься. Вы что же, и Петру Ивановичу свободу заодно завоевываете? Чтоб, значит, вместо трех работников четырех нанял, а мы к нему опять в холуи?
Мать торопливо, точно боясь, что ее не дослушают, стала жаловаться, что Петр Иванович дал ей муки пятнадцать пудов за Алешкино услужение, и мука-то затхлая, а теперь дня не пройдет, чтобы не упомянул про долг и не посрамил ее нехорошими словами.
Лешку залило пламенем, а Листрат только шевельнул бровью да посмотрел сбоку на брата.
— Ну, выпьем, что ли? — сказал он сурово. — Выпьем за свободу, брат, а? Пес с ней, как говорится, какая она на данный момент, красная или зеленая.