Выбрать главу
Он говорил о смерти ранней. В углах сгущалась синева. В какой стране, в каком романе Я эти слышала слова?
Чью роль забытую читала? Чей тайный жребий изжила? В тот вечер небо было ало И мысль отчетлива была.
Глаза спокойные следили… Я захотели, я пришла Чужой любви измерить силу, Глядеть в чужие зеркала.
Он долог был последний вечер. Не так ли долог день Суда? Предсмертные, простые речи Не забывают никогда.

«Я помню все, что можно вспоминать…»

Я помню все, что можно вспоминать, Что сохраняется от встречи, Что, как тягчайшая вина, Мне душе медленно увечит.
То каменный, застывший лик, Враждебный голос, смех жестокий, То вдруг срывающийся крик И поцелуи, и упреки.
И ревности бессвязный бред, И страсть, которой нет ответа; Которая оставит след Лишь в тайных знаниях поэта, —
А женщину не озарит Мечтой возвышенной и новой, Не уведет, не воскресит Для жизни чистой и суровой.

«То облака, плывущие над садом…»

То облака, плывущие над садом, В дождливый день глазами провожать, То слушать голос, зазвучавший рядом, И ни мольбы, ни слов не понимать:
Как будто тот глухой и страстный шепот — На незнакомом, чуждом языке, Услышанном, как дальней бури ропот, Иль крики утопающих в реке.
И не припомнить смутного значенья Тех в пустоту срывающихся слов; И только слушать их в оцепененьи, И вечно плыть за стаей облаков.

«Совсем иные, кроткие мотивы…»

Совсем иные, кроткие мотивы В дыханье дней замедленных звучат. Проходит вечер без тоски ревнивой, И, как сестру, целует ночь закат.
Молчат часы. Котенок спит в корзине; В раскрытой книге прелесть новых встреч. Но стекла окон так нежны и сини, Что жаль огонь насмешливый зажечь,
Иль молвить слово… Бедный друг, немного Таких недель у каждого из нас. Года, года о них мы молим Бога И вспоминаем их в последний час.

«О, вечных возвращений круг!..»

О, вечных возвращений круг! Случайная мила мне встреча. Мой верный недруг, нежный друг, Тебя ли нынче не замечу?
Над миром осень настает. Ее мы некогда любили. Как сердце помнит и зовет Все к той же брошенной могиле!
И та же музыка в ушах, Подобна грозному прибою, Все претворяющему в прах, Все уносящему с собою
В давно забытую страну… Ее со мной ты видел, видел! Пойми, пребудет тот в плену, Кто так любил и ненавидел.

«О, черный полог неутешных дней…»

О, черный полог неутешных дней, О, эти ночи, ночи после ссоры! Они слезы прощальной солоней И горше запоздалого укора.
Как трудно этим воздухом дышать, Влачить везде немилые одежды И в памяти бесстрастной отмечать Одни мертворожденные надежды.
Любимого измучить, истомить, Минутами себя не узнавая, И милости, как нищенка, молить, По мирным дням смертельно изнывая.

«Как странен вкус твоих морозных губ…»

Как странен вкус твоих морозных губ, Как голову ты наклоняешь низко! Глаза твои… Их взгляд мне стал не люб, Глаза твои я вижу слишком близко.
Зеленые, как жесткая трава, Они когда-то синими казались. В их глубине тонули острова, Влюбленные от мира укрывались.
И так хотелось душу уронить В их синеву, для вечного веселья. Но день пришел — разрушить и сломить, Но день прошел последнего похмелья.
Качаются громадные круги Вино темнеет, точно лужа крови, А за окном, где не видать ни зги, Я слышу плачь, — не девичий, а вдовий.

«Ни мудрости, ни твердой веры…»

Ни мудрости, ни твердой веры Мы в нашем сердце не нашли: Кто меряет земною мерой, Не оторвется от земли.
И ждет все тот же путь убогий Не возлюбивших до конца. К престолу огненному Бога Взойдут лишь сильные сердца.
И на высотах запредельных, Где золотой воздвигнут скит, Покровом легким колыбельным Их вечный полдень осенит.

III

«Коснись земли, сухой, нагретой…»

Коснись земли, сухой, нагретой, Пронизанной дыханьем света Рукой слабеющей твоей.
В ней все, что будет, все, что было. В ней спят неведомые силы, Сплетенья нежные корней.
Она покоится в сияньи. Склонись же, пей ее дыханье — Источник чистый и живой.
И слушай, как звенят цикады В траве запущенного сада Под жгучей неба синевой.

«Как я люблю мою свободу…»

Как я люблю мою свободу, В обед — веселое вино И зов томящий парохода, И в розах вьющихся окно.
Любви нетрудной и не горькой Бегут мгновенья. А душа, К себе присматриваясь зорко, Живет не плача, не спеша,