Безрадостные отлетели дни,
Душа сняла с улыбкой траур вдовий.
Но каждому ль она теперь сродни,
Как нежный друг, как близкая по крови?
Язвительных не трогаю обид —
Лишь солнечные утра вспоминаю
И белым свитком предо мной лежит
Моя любовь и жизнь моя земная.
«Мы шли на Запад. Был высок…»
Мы шли на Запад. Был высок
Скалистый берег, — край убогий,
И твой седеющий висок
И этот профиль — слишком строгий —
С медали древней, был склонен
Над фиолетовой пучиной,
Над тайной скорбью всех времен, —
Над скорбью вещей и единой.
Ты помнишь, помнишь ли? Тогда
Мы странствия лишь начинали,
И нас уже вела звезда,
Но мы ее не замечали.
Душа была утомлена —
Ее тоски язвило жало.
Еще не ведала она,
Что смерти не существовало.
«В лесах увидишь сны другие…»
В лесах увидишь сны другие,
Войди под их высокий кров,
Где праздничные литургии
День каждый отслужить готов.
На нежные кусты черники,
На мох и влажный, и густой,
Ложатся солнечные блики.
Мир дремлет в сетке золотой.
И ты дремли, и ты не слушай
Тревожных сердца голосов!
Не вспоминай… Пусть сходит в душу
Покой торжественный лесов.
Пойми, — прекрасней нет гробницы,
Чтоб прошлое похоронить,
Пойми, лишь облака и птицы
Его здесь будут сторожить.
«Твое высокое окно…»
Твое высокое окно
В ночное небо уводило.
В огромной комнате давно
Сиянье звездное почило.
Кружащиеся облака
На старой кровле отдыхали.
Неслась небесная река
И в стекла волны ударяли.
С далекой, призрачной земли
Все реже доходили вести
И больше в сердце не цвели
Мечты о страсти и о мести.
Как будто все, что только жгло
И, как бессонница, томило,
Реки теченье унесло
И в песню вечность превратила.
«Любовь лишь мост… Тебе ль его разрушить?..»
Любовь лишь мост… Тебе ль его разрушить?
Пойми, пойми иная тишина,
Иной огонь мне согревает душу,
От жалкого проснувшуюся сна.
Над гибелью, над местью, над разлукой,
Все тот же свет таинственный горит.
Слетают в мир божественные звуки
И розы вьются у могильных плит.
И за воздушной легкою оградой
Моя любовь по-прежнему цветет.
Она лишь мост… Она лишь мост из ада,
Как музыка, как песня, как полет.
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В ИЗДАНИЕ 1935 г
Из сборника «Нездешний дом» (Мюнхен, 1973)
«Море цвета серебра и стали…»
Море цвета серебра и стали.
Парусник. Закат.
Мы с тобой давно другими стали.
Мы устали, брат.
Все молчать, улыбкой прикрывая
Годы дум и мук.
А душе нужна душа живая
На путях разлук,
Чтоб отдать нательный даже крестик,
Даже детства клад,
Чтоб глядеть, не отрываясь, вместе
На морской закат.
«Здесь травы сухие сжигают зарею…»
Здесь травы сухие сжигают зарею.
Восходит прозрачный дымок.
Окно моей спальни пошире открою. —
Большое окно на восток.
И запах травы, и костра, и деревни.
Как память утерянных дней,
Где столько любви и печали, и терний,
И нежности мудрой твоей.
«Лицо — послушная глина…»
Лицо — послушная глина.
Всю жизнь мы лепим себя,
Пленяясь образцом старинным
В большой мастерской бытия.
И ль вовсе ничем не пленяясь,
Лишь глядя со стороны,
Как ты или я меняюсь
От этой до той весны.
Пока то любовь, то злоба,
Как будто взмахом резца,
Кладет отпечаток до гроба
В улыбке, в морщинах лица.
Когда же года и потери
Источат, изрежут лик, —
Смерть — мастер среди подмастерьев —
Положит последний штрих.
«Окно выходило в чужие сады…»
Окно выходило в чужие сады.
Закаты же были, как вечность, ничьи,
Распахнуты Богом для всех.
И думал стоявший в окне человек:
«Увянут сады, но останется крест
Оконных тоскующих рам
И крест на могиле твоей и моей,
Как память страданья, как вечная дверь
В распахнутый Богом закат».
«Остановка в пути. Тишина…»
Остановка в пути. Тишина.
Или поезд наш в поле забыли?
Или снова отсрочка дана?
О, как много мучительных «или»!
По откосам ромашки цветут,
Много птиц, как когда-то в ковчеге…
Может быть, уцелеем мы тут,
И колеса крестьянской телеги
Повезут по зеленой меже
На окраину гнева и мести,
Если только не поздно уже
И не ждет за околицей вестник.
«Твой чекан, былая Россия…»
Твой чекан, былая Россия,
Нам тобою в награду дан.
Мы — не ветви твои сухие,
Мы — дички для заморских стран.