Тома воткнул лопату. Они бросили на носилки сита, перенесли их поближе к шалашу и сели отдыхать, каждый занятый своими мыслями. Старик, как всегда, думал о заработке. Он ладонью пригладил песок перед собой, взял прутик и стал писать столбики цифр. Чем больше он писал, тем заметнее менялось выражение его лица, разглаживались морщины, а выцветшие глаза загорались надеждой.
Надежда согревала их обоих. Тома вспоминал робкую улыбку девушки, ее темноволосую голову в раме окна, качающуюся, будто от ветра, занавеску. Тяжелая работа сделала его молчаливым, но теперешнее молчание таило большой смысл, оно было наполнено мечтой, близкой и вполне осуществимой. В этот вечер у обоих было хорошее настроение. Они легли в шалаше спать, но сон не шел.
Первый удар грома качнулся где-то за горами, прокатился по темным вершинам Родоп и угас под крупными каплями дождя. Тома выглянул из шалаша. На горизонте, там, где горы, подобно медвежьим ушам, упирались двумя вершинами в небо, молнии рвали черный мрак и гром катился руслом реки. Дождь припустил в полную силу, и Тома спрятался в шалаше. Струи воды барабанили по крыше, и под их монотонное звучание сон быстро нашел свой приют.
Утром реку было не узнать. Мутная, она рыла берега, несла смытые водой огромные деревья, грохотала, гневная и страшная. Не зря называли ее Медведица. В тех случаях, когда вода прибывала стремительно, река выходила из берегов, разливалась почти что до далеких приземистых мельниц у подножия холмов. Но даже после обильных летних дождей такого не случалось. А тут…
— Унесет песок аж в Марицу, — переживал Старик.
Вода билась об опоры моста, пенилась. Прибежало множество ребят, чтобы полюбоваться стихией. Оживленные, они столпились на мосту, переваливаясь через перила, заглядывали вниз, на бурлящий поток, кричали от восторга, и крики их тонули в грохоте воды.
Тома вышел из-за ив и повернул к шоссе. И тут он увидел прислоненный к высокому километровому столбу велосипед и чуть в стороне заглядевшуюся на ревущую стихию Маргу. Как бы почувствовав его взгляд, она вздрогнула, посмотрела на него, и ее щеки окатил предательский румянец.
— Здравствуй… — хрипло проговорил Тома. Он хотел еще сказать «Марга», но ему не хватило голоса. Откашлялся. — Как французский?
— Не идет, — тихо ответила она.
Тома слышал ответ, но ему хотелось освободиться от сковавшего его смущения. Он склонился к ней и, стараясь перекрыть шум воды, прокричал, переспрашивая:
— Что?
Марта поняла его хитрость, улыбнулась задиристо и тоже повысила голос:
— Не иде-е-т!
— В каком ты классе?
— Я закончила школу.
— А французский? Пересдавать?
— Да, — смутилась девушка. Избегая его взгляда, добавила: — Провалюсь, и конец…
Они прошли на мост.
— Сдашь, — успокоил ее Тома. — Знаю вас, девчонок. Всегда жалуетесь, а сдаете куда с добром.
И, торопясь, чтобы не упустить нить разговора, начал рассказывать о своих учителях, об одной своей соседке, которая все пищала, что ничего не знает, а отвечала на «отлично». Потом стал вспоминать службу в армии. И вдруг замолчал, зло оборвав себя: «Ну и болтун!..» Сбоку взглянул на девушку. Облокотившись на перила, она улыбалась.
«Болван, так тебе и надо», — подумал он о себе.
Марга выпрямилась и серьезно спросила:
— Ты шутишь?
— О чем?
— О военной службе…
— Почему же? Я старше тебя. Зови меня старший брат, — мрачно проговорил он.
Марга, не ответив, направилась к велосипеду. Тома последовал за ней. А когда девушка оперлась ногой на педаль, он набрался смелости и выпалил:
— В воскресенье опять приду…
— Не надо! — возразила она. И, боясь его обидеть, добавила: — Меня будут бранить… потому… не надо…
Но Тома словно не слышал ее. Он крепко схватился за руль.
— После полудня… Верхняя сторона вашего сада… Хочешь, приходи, поговорим… — И, чтобы как-то смягчить свою выходку, не выглядеть перед девушкой нахальным, проговорил извинительно: — До того я дошел у этой реки… Не с кем и словом переброситься…
Девушка взглянула на него сочувственно, нажала на педали и, покачиваясь с боку на бок, покатилась по шоссе. Вот она остановилась, помахала ему рукой и тронулась дальше.
Верхняя сторона сада. Забор по взгорку. Густая заросль ржавых акаций. Тома выбрал куст скумпии и сел под ним. Отсюда был виден весь двор обходчика с говорливым фонтанчиком, тяжелыми гроздьями винограда и пустыми бочками из-под асфальта, сваленными у забора. Крупные ягоды блестели из-под листьев: казалось, прозрачные глаза смотрели на Тому. Они звали его, но он не смел перепрыгнуть через чужой забор. Грозно торчали высокие цементные столбы с натянутой колючей проволокой. С внутренней стороны, должно быть, заботливой рукой хозяйки были посажены синяя повилика и хмель. Проворные их плети взобрались по кольям, оплели проволоку, образовав чудесную завесу.