и в этом сне соприкоснулись лица,
и было много недопетых фраз,
Я снова жду, когда мечта присниться -
Мне хочется опять увидеть Вас.
Люблю!
Александру Аникину
Я не люблю вздыхать «люблю»,
хоть в сердце и дурман.
Я не люблю кричать «молю»,
зная, что всё — обман.
Я не люблю дарить мечты,
страдать я не люблю;
И знать, что знаешь только ты,
Что ночи я не сплю.
Я не люблю носить в себе
Как маску облик зла.
Я не люблю топить в борьбе
И гнусные дела.
Я не люблю… о, не любить
Да, можно целый мир…
Одно твердить, себе вредить,
Звать недругов на пир.
Но всё равно ведь только ты
Всё знаешь про меня.
И знаешь цену ты мечты,
Что страсть сильней огня.
Я не люблю… но, как мне быть:
судьба зовёт «вперёд!»,
Я не люблю… как не любить
Того, кто бережёт?
Александру Аникину
Мне хочется увидеть снова сны
В мечтах моих увидеть снова Вас.
Мне хочется увиделись чтоб мы,
Мне хочется коснуться Ваших глаз.
Мне хочется увидеть снова свет
Прекрасных и пленительных очей.
Мне хочется быть с Вами много лет,
И много очень ярких, дивных дней.
Мне хочется увидеть снова мир,
И хочется коснуться Ваших глаз
Мне хочется дышать созвучьем лир,
Мне хочется увидеть снова Вас.
Мне хочется коснуться Ваших глаз,
Мне хочется увидеть снова Вас
Восточная (Турция)
Запах твоих волос и красота
Нежность прекрасной мечты ты моя.
Яркость пленительной ночи, её теплота
И красота восходящего нежного дня.
Солнечный диск, что согрет — наша мечта,
Сны о будущем, мир без войны. Острота
Нежных касаний, и взглядов твоих теплота,
Что некогда раньше просто согрела меня.
01.06.2021
Будущий роман, буду подбавлять по мере поступления глав.
Александру Аникину, Ирине Апексимовой, Алексею Серебрякову
Был странный день.
Невероятно-щемящее оцепенение и ощущение красивого солнечного дня захлестнуло Дору Бриллиант в эмоциях — к горлу подступил комок, но в тоже время, неожиданно как бы, бесповоротно солнечный свет, прокравшись в комнату к молодой женщине, затянул всё вокруг — своей пестротой и яркостью контрастов.
Необычные ощущения Доры заставили её потянуться, словно кошка, и показать миру всю красоту тела. Жаль Савинков этого не видел. Борис вышел из их меблированной шикарной гостиничной комнаты, в которой они жили как господа какие-то, хотя Борис Викторович всё-таки был господином по праву — то есть дворянином по происхождению. Поэтому Савинков легко мог подделать акцент господ, и долгое время оставался незамеченным, пока филёры не замечали в нём "литератора", а, следовательно, человека не совсем в своём уме так сказать, человека, претендующего на быструю транспортировку в известный дом, который в Советские годы, уже после гибели или побега Бориса Савинкова — чего никто точно не знает, есть разные предположения, в том числе и основанные на строгой Советской документалистике — разные версии — в жанре — кому как угодно.
Волшебные мечтания Доры разрушил поток запаха динамита, ударивший в нос. Писать про это архитрудно, не пропаганда и не навязывания образа жизни, просто описание той далёкой эпохи, в которой жили эти мои герои. Дора закашляла, и вошёл Борис. Нежно прижав Дору к себе, молодой человек тоже потянул воздух носом. Заботливый как всегда Савинков, сказал Доре:
— Я прикажу Генриху всё это убрать и забрать себе. За него не переживай. Он мужик. Ты женщина.
Дора покраснела, и всем телом потянулась к Борису. Но он мало того, что думал об Ольге Петровской, так ещё и был занят сегодняшним вечером в театре, на котором должна была выступать Тамара Карсавина, тоже нравившаяся Борису Савинкову. Сидеть с Дорой, думать об Ольге и ухаживать за известной балериной Карсавиной не пыльное дело, хотя в данному случае — относительно Карсавиной соперником у Савинкова был филёр Дмитрий Николаевич Путилин, полицейский со стажем, племянник знаменитого Дмитрий Путилина, который вечно выпендривался в театре перед Савинковым и ещё к тому же хвастал своим высокородным дядей. Савинков молчал про своего отца-прокурора, кося под редкостного простачка, поскольку Путилин мог в таком случае установить наблюдение за его матерью Софьей Александровной Савинковой-Щевиль и его женой Верой Глебовной Успенской-Савинковой, а этого Борис Викторович не мог допустить — чтоб пострадали близкие, которых он хранил как мог. Мужчина прижался к Доре, и посидел с ней в таком положении несколько минут до того, как ему нужно было собираться в театр — вечером должна была танцевать Карсавина, и Савинков выжидал случая поиздеваться над своим соперником — Путиловским, украв взгляд, а, может и расположение известной балерины, да ещё и познакомиться ближе с Ольгой Петровской, поэтессой, которая будет в зале. Об Ольге Савинков ничего не знал толком, хотя он подозревал, что ею увлечён его знакомый баритон — 62-летний Александр Бельский, который только об Ольге и её стихах говорил. Правда, в перерывах между разговорах о своей жене, политике и любимой сцене, но всё же, об Ольге. "Ах, Вечность, какое слово странное!", — пронеслась у Савинкова цитата из Онегина, и Борис Викторович, шибко потянув носом — но на сей раз пах не динамит, а вкуснейшие пирожки от Масяни — горничной, 68-летней женщины, добрейшего души человека, которая прислуживала Господам — так в отеле называли Дору и Бориса. Дора по совету Бельского разыгрывала роль певицы, причём так глубоко в неё уйдя, что когда она пыталась петь романсы, все жители отеля собирались, думая, что Дора — это действительно коллега Александра Бельского по театру.