Выбрать главу

========== Глава 1 ==========

Люди часто строят планы на будущее, представляя, какой станет их жизнь через пять, семь, десять лет. Трепетно лелеют свои мечты и великие цели, даже не замечая, что сбываются лишь жалкие крохи, а всё остальное судьба кромсает по собственному усмотрению. Да и сам человек — фигура непостоянная. Сегодня он хочет одно, а на следующий день совсем другое. И то, что вчера было дорого, завтра не представит никакой ценности. Человек — как рыбёшка в огромном океане. Плывёт, сам не знает куда, преодолевает огромные расстояния и трудности, чтобы в конце пути оказаться проглоченным зубастой акулой под именем Смерть.

— Сурин, идём домой!

Темноволосая девчушка вздрогнула и подняла на старушку отсутствующий взгляд. С трудом отогнав ставшие навязчивыми мысли, она согласно кивнула и, бросив последний взгляд на свежую могилу, послушно зашагала в сторону дороги. Их путь простирался сквозь огромное кладбище, где сверкали сотни одинаковых белоснежных памятников, единственными различиями на которых были выбитые имена.

Ранняя осень успела позолотить верхушки деревьев, но солнце пекло ещё совсем по-летнему. Отец Сурин любил лето. Ещё недавно они мечтали, что на следующий год выберутся на море. А сейчас папы нет и моря тоже не будет.

Виновато шмыгнув носом, девочка выбралась на широкую грунтовую дорогу и осталась дожидаться сгорбленную бабушку. Некстати вспомнились укоризненные взгляды соседей и немногочисленных родственников. Они осуждали Сурин за то, что она не плакала прилюдно, не била себя кулаком в грудь и не бросалась на могилу, причитая о своём горе на всё кладбище. Разве людям объяснишь, что свои слёзы она выплакала уже тогда, в больнице, куда поместили её отца. Рак убил его меньше, чем за полгода. И глядя на то, как самый родной человек стремительно угасал, Сурин не могла сдержать ни истерик, ни слёз. Это сейчас она примирилась с действительностью и неотвратимостью судьбы, а тогда ещё пыталась глупо бороться, мотаясь каждый день в город, подрабатывая официанткой в придорожном кафе и все заработанные деньги отдавая на лечение отцу. А толку? Позавчера он умер, а сегодня лежит по соседству с любимой женой.

— Идём, девочка, — старушка взяла правнучку под руку и зашагала в сторону фермы.

Бабушка едва передвигала опухшими ногами и тихо причмокивала положенной под язык таблеткой. Сурин совершенно точно не разрешат с ней остаться, а другие родственники ни за что не возьмут опекунство. Если повезёт, то распределят в приют в Ульсане — тогда они смогут хотя бы иногда видеться.

Пройдя сквозь небольшой лесок, они вышли прямиком к ферме. Кукурузное поле раскинуло свои владения, но спелые початки больше некому было собирать. Как и некому было прибрать упавшие с веток яблоки, выкопать картофель и пересадить на зиму цветы. Некому подлатать старый двухэтажный дом, чтобы зимой в него не дуло со всех сторон. Некому починить крышу и покосившийся забор. Не к кому больше спешить после школы.

На полдороги к дому Сурин услышала заливистый собачий лай. Рамон, которого они сегодня посадили на цепь, редко лаял, всё больше лениво мусоля кость, но сейчас он готов был сорваться с цепи.

— Может, приехал кто? Иди, посмотри! — толкнув внучку в спину, сказала старушка.

И Сурин метнулась вперёд, легко перепрыгивая через оставшиеся от вчерашнего дождя лужи. Толкнув калитку, стремительно пересекла задний двор и, оббежав дом, выскочила к крыльцу. Увидев большой чёрный автомобиль и сидевшего на его капоте мужчину, она резко затормозила и вжала голову в плечи.

Незнакомец поднял взгляд на Сурин и поднёс к губам дымившуюся сигарету. Крепко затянулся и, смакуя дым, неспешно выпустил его из лёгких. Девчонка изумлённо разглядывала мужчину — высокого, с копной растрёпанных каштановых волос, в чёрном приталенном костюме и такого же цвета рубашке, верхние пуговицы которой были небрежно расстёгнуты. На лице двухдневная щетина, взгляд колючий и обдающий волнами холодного равнодушия.

Незнакомец, в свою очередь, также разглядывал Сурин. Скользил незаинтересованным взглядом по тощим исцарапанным коленкам, торчавшим из-под подола синего платья. Рассматривал колечки тёмных волос, рассыпанных по плечам; покрытое прыщиками юное лицо. Сурин всегда смущалась своей долговязости и подростковой угловатости. Сейчас же ей и вовсе хотелось провалиться сквозь землю.

— Ты Сурин? — хрипло поинтересовался мужчина, бросив окурок себе под ноги.

— А вы? — испуганно пролепетала девчонка.

— А я Чанёль, — безэмоционально представился он.

Сурин отпрянула от мужчины и поднесла ладошку к искривлённым губам. Так вот какой он — Пак Чанёль. Сводный брат её отца, которого он столь отчаянно звал перед смертью. Тот, про кого он говорил лишь хорошее. Кого ставил в пример. И тот, кто за последние пятнадцать лет ни разу с ним не встретился.

— Я опоздал?

— Папа умер позавчера, — шепнула Сурин.

Мужчина задумчиво кивнул и внимательно взглянул на вышедшую из-за угла дома старушку.

— Приехал! — медленно оседая, выдохнула она.

***

Дядя Чанёль относился к числу неразговорчивых и мрачных людей. За ту неделю, что он провёл на ферме, Сурин ни разу не видела его улыбавшимся. Мужчина постоянно кому-то звонил, громко ругался, уезжал по делам в город, приезжая лишь поздним вечером. На Сурин он не обращал внимания, общаясь лишь с бабушкой. Именно от неё девочка узнала, что ферма выставлена на продажу. Нужно было как-то расплачиваться с многочисленными кредитами, которые набрал отец в последнее время. Если вначале он тратил деньги на содержание фермы, то затем все сбережения ушли на лечение. Семья Ли — банкрот и Сурин это прекрасно знала.

В один из вечеров дядя Чанёль вернулся раньше обычного. Они заперлись с бабушкой на кухне и громко разговаривали, напрочь забыв, что Сурин тоже дома. Устав слушать крики, девочка решила прогуляться, вот только, проходя мимо двери, остановилась и прислушалась к беседе.

— Чанёль, пожалуйста, возьми опекунство над Сурин!

— Ни за что! Мне не нужны эти проблемы! Скажи спасибо, что я бросил все дела и притащился разгребать проблемы Чжесока!

— Девочке восемнадцать лет! Что с ней будет, если она отправится в приют?

— А мне тридцать шесть! Я взрослый мужик, у меня своя жизнь! Что подумают люди, если я притащу в дом девчонку?

— Скажешь, что она твоя племянница!

— Это у вас в деревне всё обо всех известно, а в большом городе строят слухи! Я всегда на виду, мне не нужны проблемы!

— Она не причинит проблем! Сурин очень хорошая девочка! Она будет прибираться, стирать, готовить…

Сурин закрыла уши руками и замотала головой. Хотелось ворваться на кухню, разбить об пол тарелку, чтобы её услышали, чтобы заметили! Она не вещь. Она — живой человек, у которого была пусть маленькая, но семья. А теперь она осталась одна и совсем никому не нужна. Её швыряют от родственника к родственнику, и все спешат найти тысячу причин, по которым не могут взять опекунство. Никому не нужны чужие проблемы. Даже если эта проблема — восемнадцатилетняя девочка, никому не причинившая зла.

Выбежав во двор, Сурин вытащила из пристройки велосипед и, оттолкнувшись от земли, лихо покатила вперёд. Подпрыгивая на кочках и поднимая фонтаны брызг, она упрямо крутила педали, удаляясь всё дальше от фермы. Пересекала поля и островки леса; пролетела мимо кладбища, где лежали её родители; пронеслась по деревянному мосту, перекинутому через спокойную речушку; остановившись у заброшенного склада, закрытого лет двадцать назад.

Сев на поваленное одной из бурь дерево, девушка прижала колени к груди и сложила на них подбородок. Раньше они здесь часто бывали с отцом. Вон, даже пепелище от их костра с прошлого лета сохранилось. Кажется, они запекали картошку и коптили сосиски. Было так вкусно, что даже Рамон не выдержал и стащил с тарелки пару кусочков.

А там, за развалившимся забором, есть целая поляна земляники. Сурин часто гуляла там в одиночестве, собирая спелые ягоды в корзинку, а затем училась с бабушкой готовить варенье.