— Оставь меня в покое! — не оборачиваясь, потребовала Сурин.
— Сядь в машину. Мы возвращаемся домой.
— А у меня больше нет дома! И возвращаться мне некуда! Вся семейка только и делала, что обманывала меня всю жизнь!
Психанув и проигнорировав изумлённые взгляды врачей, обернувшихся на шум, Сурин бросилась подальше от больницы — прямо по заметённой тропке. Она не знала, куда та вела — всего лишь хотела убраться подальше от проклятого места, чтобы перевести дух и переосмыслить ужасающую новость.
К счастью, Чанёль не бросился следом. Он долго стоял, глядя вслед убегающей девчонке, а после сплюнул себе под ноги и уехал. Сурин наблюдала за ним из-за дерева и не спешила покидать своё укрытие.
Ли знобило, будто она подхватила опасную лихорадку. Одна лишь мысль, что всё, написанное в письме, правда, доставляла такую невыносимую боль, что хотелось упасть ничком в сугроб и кричать, разрывая лёгкие от напряжения. Нет, этого просто не могло быть!
Весь мир Сурин, всё её чётко выстроенное будущее резко пошатнулось, покрылось уродливыми трещинами и закачалось, грозясь обвалиться в любое мгновение. Мир девушки не мог существовать без Чанёля, без его любви и присутствия. Ли просто не мыслила, что с ней станет, лишись она однажды надежды на счастливые отношения с мужчиной.
— Это всё подстроили специально, чтобы нас разлучить! — идя по заснеженной улице, упрямо бормотала Сурин себе под нос. — Они все хотят забрать у меня Чанёля, а я его не отдам! Никому и никогда!
Размазывая слёзы по щекам и чувствуя себя бесконечно одинокой в этом огромном мире, Ли шаталась по городку до позднего вечера. Но сколько бы она ни убеждала себя в обратном, очевидным становилось совсем другое — они с Чанёлем похожи как две капли воды. И если раньше Сурин не придавала этому значения, то теперь их схожие черты лица и поведение бросались в глаза. Такие же большеглазые и упрямые. Неужели и правда отец и дочь?
Окончательно отчаявшись, Сурин вернулась домой и долго мёрзла на крыльце, не решаясь переступить порог. Чанёль не выходил её встречать, а лай Рамона был слышен даже через толстую дверь.
Было интересно, как Пак сейчас себя поведёт? Попытается поговорить или начнёт сторониться? А быть может сделает вид, что никакого письма не было, и всё останется как прежде? Было интересно, безусловно. Но ещё сильнее Сурин овладевал страх.
Услышав скрип двери, девушка резко обернулась и остановила взгляд на бледном мужчине, сжавшем до треска мобильный в ладони.
— Что? — выдохнула она, заранее предчувствуя беду.
— Бабушки не стало, — притянув к себе обмякшую Сурин, прошептал Чанёль.
***
Похороны проходили тихо и незаметно. Кроме Чанёля, Сурин и приехавшего из столицы Ифаня, пришли разве что соседи да пара подруг усопшей. После окончания обряда они разбрелись, мечтая поскорее оказаться подальше от мрачного места, в то время как Сурин продолжала стоять напротив трёх могил, выстроенных в ряд, и в тысячный раз читать имена, выбитые на серых тусклых камнях.
Шёл снег. Он падал густыми охапками на волосы и плечи, заметал маленькое деревенское кладбище, а у девушки не хватало сил даже на то, чтобы сдвинуть с места замёрзшие ноги и отправиться следом за удаляющейся толпой.
Родители, бабушка — все близкие люди остались здесь. Все, кроме того, кто сейчас торопливо шёл по направлению к ней, даже не додумавшись застегнуть распахнутое пальто.
— Милая, идём, — выдохнул Чанёль, неловко приобняв Сурин за плечи и потянув в направлении дороги.
Сжавшись в его руках, Ли кивнула и послушно стиснула протянутую ладонь, позволяя вести себя по запутанному лабиринту из могил.
Оказавшись дома, девочка сразу заперлась в своей комнате, а усталые мужчины расположились на кухне. Подложив в миску исхудавшего Рамона немного корма, Чанёль выставил на стол пару бутылок и тарелки с закуской.
Выпив по одной, друзья молча закурили и долго смотрели в окно, весь мир за которым окрасился в белый. Ифань первым не выдержал натянутой тишины и, вдавив окурок в дно переполненной пепельницы, поднял глаза на друга.
— Что будешь теперь делать?
— Не знаю. Выставлю дом на продажу, Рамона заберём с собой, — пожал плечами Чанёль.
— Я не об этом.
Пак прекрасно знал, о чём говорил Ву, и ни капли не жалел, что рассказал ему о злосчастном письме. Чанёлю было важно разделить с кем-то свои боль и отчаяние, а Ифань был для этого лучшим кандидатом. И он не ошибся — друг не осуждал его, не пытался учить жизни, ограничившись крепкими объятиями и обещанием, что всегда готов помочь. А большего Чанёлю и не требовалось.
— Я не знаю, правда, — повторил Пак. — Мы больше не говорили с Сурин на эту тему. Она вообще со мной не разговаривает с того дня. И я боюсь, как бы она чего не натворила.
— Малышка просто хочет побыть одна, — подливая в рюмку друга алкоголь, заключил Ву. — Лучше скажи, ты чувствуешь себя её отцом?
— Нет, — опрокинув в себя соджу, скривился Чанёль. — И боюсь, что она этого тоже не чувствует. Да, возможно я и помог в её зачатии, но воспитывал её мой брат! Он сделал для неё куда больше, чем я. А я едва не натворил глупостей, когда домогался её и…
— Тихо! — шикнул Ифань, боясь, что Сурин их услышит. — Ничего же непоправимого не случилось, ведь так? Значит, всё ещё можно исправить.
— Знал бы я только, как это сделать.
Рамон доверчиво ткнулся сухим носом в ладонь нового хозяина и жалобно заскулил. Чанёль потрепал его по лохматой макушке и вновь потянулся к сигаретам, чтобы хоть немного расслабить натянутые до предела нервы.
— ДНК будешь делать? — неожиданно спросил Ву.
Пак посмотрел на него, как на идиота, и скривил губы. Он не сомневался в Еын, совершенно точно не подпускавшей к себе до свадьбы Чжесока либо кого-то другого, как и не находил причин не верить скончавшейся старушке, раскрывшей свою самую страшную тайну в последние минуты жизни. Чанёль даже не поленился и высчитал месяцы беременности, придя к выводу, что по всем срокам именно он был отец Сурин, а не кто-то другой.
Она действительно была его дочерью. Об этом кричало сердце. Это доказывали глаза, отмечая их невероятное сходство. Чанёль будто неожиданно прозрел. И это открытие заставляло его задыхаться от ужаса.
— Иди, поговори с ней, — выпуская дым в потолок, посоветовал Ву. — Обсудите всё.
— Не думаю, что сейчас для этого подходящее время…
— А для вас оно никогда не будет подходящим. Дружище, хватит искать отговорки. Просто поговори с ней, и тебе самому станет легче.
Для того, чтобы решиться на сложный разговор, у Чанёля ушло полночи. Ифань давно спал в гостиной, закутавшись пледом и не обращая внимания на неспокойно скулящего Рамона. Чанёль же наворачивал круги по тёмной комнатке, то и дело курил в форточку, пил и совершенно не пьянел, хотя и добивался совсем обратного.
В дверь Сурин он постучал в третьем часу ночи, искренне надеясь, что малышка спала. Вот только звёзды были совсем не на его стороне.
— Проходи, — тихо выдохнула Ли, и Паку не хватило совести притвориться глухим.
Осторожно заглянув в комнату, он увидел огромный ком из подушек, одеяла и торчащей из-под него пятки. Сурин зашевелилась, пряча ногу в тёплое укрытие, а Чанёль в очередной раз попытался понять, как ещё пару недель назад едва не поддался на неловкие соблазнения невинной девчонки.
— Чего хотел? — шмыгнула носом Ли, сразу же сдавая себя с потрохами.
Плакала. Из-за бабушки, из-за Чанёля. Из-за неожиданной ужасной новости, казавшейся предательством со стороны самых близких людей.
Мужчина сел на краю кровати, и та протяжно заскрипела под весом его тела. Сурин же высунула лицо из-под одеяла и посмотрела на Пака покрасневшими глазами.
— Дай руку, — попросила она, тут же прижав к груди чужую горячую ладонь, грея об неё свои ледяные пальцы.
— Ты в порядке? — мужчина честно не знал, какие фразы нужно говорить в данной ситуации, поэтому не удивился, когда не дождался ответа на свою неловкую попытку завести разговор. — Я понимаю, это сложно принять, но мы должны смириться…