Постепенно он привык к своему положению. Вот только одиночество стало его спутником.
Никакая любовница не могла ему заменить семейного тепла и общения. Мальчишки выросли. Старшего он почти не видит, тот пропадает в своем университете. Младший гоняет по стране на олимпиады.
А он один.
На новогоднем корпоротиве он подцепил девицу, чуть постарше своего сына. Тоньке всего двадцать пять лет, ему тридцать девять. Она хочет гулять, а он — домашнего тепла и уюта.
Конечно секс с Тонькой что надо, горячий и порочный, еще та шаболда, давала во все дырки, была горячей и развязанной. Вот только после секса говорить с ней ему было не о чем. Его юность и молодость пришлась на девяностые. Они тогда слушали группу: Металлика, Accept, Bon Jovi, Nazareth. А для нее это всего лишь набор непонятных слов. Они выросли на Американских боевиках, Кириллу до сих пор нравились Голливудские блокбастеры. Тонька же часами сидела и смотрела мыльные оперы, утирая слезы. Или залипала перед телеком, когда шёл Дом два. Потом была готова часами рассказывать ему кто кого сегодня и как. Она почти не читала, только глянцевые журналы, знала все сплетни о знаменитостях, но не могла вспомнить кто такой Достоевский, Хемингуэй, Мураками. Они были из разных миров, он давно уже это понял, поэтому хотел расстаться. Но Тонька уцепилась в него всеми коготками, не давая ни малейшей возможности сорваться с крючка.
И все ж с ней он был тоже одинок.
Он не мог уже смотреть на свою жену, ему надоели ее ночные загулы, возвращение домой в рваных трусах, которые он потом выбрасывал в мусорку. Надоели ночные звонки ее ухажеров.
Однажды он увидел ее с молодым парнем, тому было что-то около тридцати. Алька висла на нем и прилюдно целовала. Кириллу стало так противно и тошно, что, вернувшись домой, он решил раз и навсегда разорвать этот порочный круг.
Вечером он съездил на дачу. Ему от мамы дача досталась в наследство.
Небольшой добротный сруб восемь на восемь, банька, участок в шесть соток. Они не были с Алькой поклонниками садовых работ, поэтому дача стояла заброшенной. Он заколотил окна и двери у сруба, надеясь когда-нибудь достроить дом. Несколько раз за лето он приезжал и косил траву, чтобы на него не жаловались соседи. Хоть в последнее время соседи тоже исчезли. Говорят, умерли хозяева, а наследникам земля даром не сдалась.
Он прибрался в бане, оценил состояние сруба. Прикинул сколько понадобиться материалов для строительства дома. Составил смету. Позвонил знакомому прорабу.
Потом окинул взглядом свои владения и остался доволен. Ему понравилось такое одиночество.
Вечером в пятницу он собрал самые необходимые вещи, взял ноутбук, сложил все вещи в коридоре и стал ждать Альку. Уехать не поговорив, было не по-человечески.
Она вошла в квартиру какая-то тихая, словно побитая, сняла обувь и пальто, уставившись взглядом в его чемоданы.
— Аля, я принял решение, нам надо разъехаться, надоело мне так жить, — он говорил, смотря в пол, не поднимая на нее глаз, он боялся ее реакции. Но она стояла и молчала.
— Мы давно с тобой живем, как чужие друг другу люди, не могу я растягивать эту агонию на десятилетия. Квартиру я оставляю тебе и сыновьям, сам перееду в родительский садовый домик.
— Как же ты там жить то будешь? — испуганно произнесла Аля. — Там не газа, вода в колодце, туалет на улице.
Впервые раз он почувствовал, что она заботиться о нём.
— Ничего, как-нибудь. Я уже вещи собрал. Сейчас и уеду.
Кирилл пододвинул свои два чемодана и сумку ближе к выходу. Быстро оделся. Затормозил на минуту на пороге и посмотрел на Альку: На развод в суд я документы подал, ты черкни мне, что хочешь оставить себе из недвижимости после развода, я оформлю с адвокатом досудебное.
Он последний раз посмотрел на нее, махнул ей рукой и вышел.
Глава третья. Настя
Настя уже и забыла, когда была радостной и счастливой. Ей тридцать два. Пять лет замужем. А счастья ни в одном глазу.
Она родилась и прожила всю жизнь в небольшом областном городке. Здесь почти все друг друга знали, треть жителей вообще были близкими родственниками. И все ж, когда в ее семью пришло несчастье, никто не протянул ей руку помощи. А вот наследство поделить, после внезапной смерти ее родителей, налетели, как воронье. Двоюродные сестры отца быстро вступили в наследство и продали родительский коттедж, хорошо, что ее не выкинули на улицу. Ей была куплена убитая полуторка в хрущевской пятиэтажке. Сестры вытрясли из заначки родителей все деньги, якобы на похороны и поминки. Настя и не знала, сколько там денег. На тот момент ей было всего семнадцать лет, которые она прожила за спиной своих родителей, не зная горя. Зато одна из теток в это же лето купила своему сыну «девятку», хоть старенькая, но машина. Все вокруг шептались, что тетки поступили с ней не честно, но открыто в глаза ничего не говорили.