Я вытерла слезы тыльной стороной ладони о свою футболку. Из моего носа потекло. Как Джонатан может оставаться таким мужественным и совершенно невозмутимым? И только когда я увидела, как солнечный свет упал на его влажную верхнюю губу, и поняла, что мы мчимся со скоростью 50 миль в час вместо 30 положенных, до меня дошло, что Джонатан сильно взволнован.
Глава 7 ПРОСТУДА
Молодой мужчина с бескровными щеками недовольно выяснял отношения с автоматом для продажи горячих напитков.
— И это называется «капучино»? — кричал он, сжимая коричневый пластмассовый стаканчик, который угрожающе трещал.
Я села на пластмассовое сиденье оранжевого цвета. Джонатан укачивал Бена. Лицо малыша было мокрым от слез и слюней, но, к счастью, он молчал.
— Я сказал капучино, — произнес мужчина, сильно ударив ладонью по автомату. Светло-коричневая жидкость полилась на рукав его пальто, запачкав, как дорожной грязью. — Капучино! — завопил он. — Разве не достаточно пропустить пар через молоко, чтобы оно закипело и сделать настоящую пену вместо этой мочи. — Он лягнул ногой автомат.
— Осторожнее, вы можете обжечься, — предупредил Джонатан.
Мужчина, еле держась на ногах, обернулся и посмотрел на него.
— Кто вы такой? — рявкнул он.
Джонатан посмотрел на часы.
— Я спрашиваю, кто вы? — потребовал мужчина.
— Джонатан, — ответил Джонатан, устремляя свой взгляд на плакат, рекламирующий грудное кормление. На плакате не было ни большой испещренной прожилками груди, ни темного соска. Обеденный перерыв, а рядом нет ни одной груди.
В кафе с коллегами сидела женщина с отвратительно короткой стрижкой и смеялась. Ее ребенок ловко спрятался за ее голову.
— Симпатичный ребенок, красивая женщина. Вы женаты? — поинтересовался любитель капучино.
— Нам долго ждать? — не обращая внимания на мужчину, Джонатан обратился к секретарше, которая занималась мужчиной средних лет в спортивном джемпере. Он громко жаловался на боль в коленном суставе.
Любитель капучино сунул мне под нос кофе:
— Не хотите?
— Нет, спасибо.
— Недостаточно хорош для вас, мисс Да-ли-ла, и вашего чертовски скучного мужа?
Рука Джонатана легла на мою. Я стала изучать плакат, на котором были изображены противозачаточные средства: таблетки, внутриматочное устройство, колпачок, имплантаты и инъекции. Под плакатом от руки кто-то написал: «Не разрешайте детям играть с автоматом для горячих напитков. Очень горячая жидкость».
— Хорошая работа, ребенок похож на свою мать, — проворчал любитель капучино, — потому что вы знаете, что ваше лицо выглядит не лучшим образом? Противно, мистер, видеть вас в вашей дерьмовой выходной одежде.
Джонатан потер рукав своей желтовато-коричневой рубашки.
— Извините меня. У нас маленький ребенок. Нужна срочная медицинская помощь.
— В самом деле? — спросила медсестра и со строгим видом застучала по клавиатуре.
— Да. Я думаю, что он проглотил заколку для волос…
— Действительно? Почему ты не сказала об этом раньше? — спросил Джонатан.
Появился молодой врач с молочно-белым лицом, напоминавший по виду одиннадцатилетнего подростка. И этому ребенку доверили извлекать неопознанный предмет из внутренностей моего сына? Сомнительно, чтобы он закончил медицинский факультет. Чтобы стать настоящим врачом требуются по крайней мере пять лет. Я бы не доверила ему даже пластырь наклеить.
В небольшом, отделенном занавесом кабинете Джонатан объяснил симптомы Бена, который со страхом смотрит широко открытыми глазами на врача, понимая, что его живот собираются вскрыть.
— Температура снижается. Судя по всему, у него гастроэнтерит. Давайте ему пить остывшую кипяченую воду.
Похоже, у врача только-только произошла ломка голоса. Может быть, он даже девственник. И вот в какой-то момент начинаешь понимать, что перед тобой молодой человек и вас разделяет целая пропасть. Вы вставляете слова вроде «классно» и стараетесь держаться с ним по-свойски, говоря: «Мне нравятся твои…», и многозначительно замолкаете, потому что не знаете, как обозвать эти молодежные штаны.
— Так и есть, — произнес врач.
— Что? — рявкнула я.
— Гастроэнтерит. У него был просто приступ этой болезни.
— Вы не будете делать ему рентген? — спросила я резко.
— Нет необходимости. Но вы правильно сделали, что привезли его сюда.
— Я хочу сделать ему рентген, — возразила я.
— Она просто расстроена. Пошли, — сказал Джонатан.
Пока мы ехали домой, я думала, может, не так уж и плохо быть старым. Не надо шататься по вонючим сырым туалетам, извлекать из автоматов — куда огромное количество людей сует свои руки после писсуара — какой-нибудь хот-дог и сдирать с него пыльный целлофан. Ребенок — это то, для чего мы предназначены. Он избавляет нас от неприятностей. Заставляет взрослеть, готовить домашнюю еду.
Джонатан уложил Бена в кроватку. Уже половина восьмого вечера.
— Я вела себя глупо, — сказала я.
— Совсем нет. Ты испугалась. Это нормально.
Джонатан ушел на кухню, чтобы разбавить овощную массу превосходно нарубленной зеленью, выращенной им в новом оконном ящике для растений. Я не понимала, зачем надо было заполнять серебристого цвета лохань удобрением и землей. Чем хуже хранить высушенные продукты в кувшине? Однако в течение недели листья разрослись, и Джонатан появился с горстью петрушки, предлагая мне ее понюхать.
Я тихонько пробралась в спальню. Бен храпел. Любитель капучино ошибся: он не похож на меня. Возможно, он действительно с неба свалился.
Из телефонного автоответчика разносились щебечущие голоса. Голос Элайзы звучал так, словно она выкурила несколько пачек сигарет без фильтра и провела ночь в канализационной канаве: «Где тебя носит? Ты же никуда не выходишь по вечерам. Послушай, тут куча грима есть, который никто не хочет. Цвета слегка тусклые, но я подумала, что это может тебя заинтересовать».
Бет спросила: «Все в порядке? Конечно, то, что произошло за обедом, ужасно, но не волнуйся, администратор очень спокойно все воспринял».
Третье сообщение гласило: «Привет, Нина. Вы меня не знаете. Меня зовут Ловли, я фотомодельный агент. Мы слышали о вашем маленьком мальчике от Грега Мура, фотографа. Для нас он был бы идеален. Позвоните мне…» — она выпалила одним духом целый перечень телефонных номеров, так что я могла созвониться с ней в любое время.
— Кто такой Грег? Кто такая Ловли? — спросил Джонатан, стоя в дверях спальни с пучком листьев в руке.
— Не имею представления. Кто-то, кто связан с Элайзой.
— Она хочет, чтобы Бен стал фотомоделью?
Я поправила одеяло Бена и пощупала его лоб: температура снова была нормальной.
— Представления не имею, — пробормотала я.
— Ты скажешь ей, что нас это не интересует?
— Конечно.
Мои глаза стали привыкать к темноте. Я увидела вырисовывавшуюся в кроватке щеку: идеально округлая, очень фотогеничная щека.
— Это эксплуатация. Дети не в состоянии отказаться от этой ерунды или дать разрешение, — произнес Джонатан.
— Я знаю.
— Это может повредить их здоровью, потребуется лечение.
— Ты прав.
Я смотрела на спящего Бена, пораженная его красотой. Чтобы оторвать от него взгляд, я представила логотип, вырисовавшийся над его головой: памперсы, возможно, или детское питание марки «Cow & Gate».
— Может быть, она ошиблась номером? — спросил Джонатан.
— Скорее всего так и есть.
Я последовала за ним в гостиную. Джонатан уставился на телефонный аппарат, словно ждал, что тот сейчас возьмет да и сделает кульбит.
— Но ведь она назвала твое имя, — недоуменно произнес он.
Воскресенье было только началом всего. Бен раздраженно брыкался, прорывая ночь взрывами отрыжек и беспомощными криками. Он бил ногами арку для двигательной активности подобно медведю, которого содержат в нечеловеческих условиях и при этом ему приходится развлекать взрослых. Щеки Бена излучали гнев и жар. Его попа издавала такие же жалобные звуки. Досадно, что дети с самого рождения не могут объяснить разумными словами, что они кричат не от ненависти к вам, а оттого, что просто чувствуют себя отвратительно.