Жест фараона заставил его умолкнуть.
— Довольно, Эйе. Завтра двадцать третий день четвертого месяца Половодья[2]. Поедем в Куш, на юбилейный хеб-сед[3] местного царя. Распорядись насчет подарков.
Эйе покорно поклонился.
— Слушаю и повинуюсь, мой фараон.
В зал под нескрываемыми восхищенными взглядами мужчин вошла царица Нефертити, родная мать Анхеспаамон.
Тутанхамон приблизился к ней, поцеловал руку.
— Не подобает повелителю оказывать такое внимание своей теще. Да еще при посторонних. — Царица улыбнулась — ей льстила услужливость зятя.
Эйе украдкой пожирал ее глазами. Стройная царица Нефертити обладала редчайшей внешностью восточной красавицы. Про нее слагали песни даже малограмотные простолюдины.
Тутанхамон подвел царицу к столу, усадил ее рядом.
— Ты мать моей супруги, а значит и моя мать. Как идет постройка дворца?
Нефертити потупила взор и, слегка покраснев, нехотя ответила:
— Неважно, повелитель. Тутмос, начальник скульпторов, взял на себя обязанности главного зодчего и куда-то скрылся.
— Куда же? — заинтересовался фараон и, заметив скованность царицы, добавил:
— Все свободны.
Ипи и слуги тотчас удалились. Эйе, однако, несколько задержался.
— До завтра, уважаемый Эйе.
Нерешительно потоптавшись на месте, Эйе все же произнес:
— Осмелюсь доложить, мой фараон, что Тутмос никуда не скрылся. Как мне стало известно, он в Куше для того, чтобы тайно обвенчаться с очень красивой рабыней из Финикии.
Нефертити вспыхнула и залилась краской.
— Не может быть, — твердо возразила она.
— Именно так, — Эйе возликовал. Он ненавидел Тутмоса, к которому царица была благосклонна. — Кстати, — он обратился к фараону, — царица Нефертити сама сможет удостовериться в этом, если возжелает завтра с нами выехать в Куш.
— Прекрасная мысль. Смена обстановки — лучшее снадобье от тоски, — поддержал фараон.
— Мне надо завершить постройку дома, — бесстрастно заключила царица. — А в Куш какими судьбами?
— На хеб-сед. Не поехать нельзя. Он мой должник.
Нефертити шумно перевела дыхание.
— Ох уж эти хеб-седы… Кому они нужны, если народ знает, что умерщвление старого царя — всего-навсего обман?
Тутанхамон согласно кивнул.
— Да, матушка. Жизнь мельчает изо дня в день. Настоящий хеб-сед справляли наши предки. И справляли справедливо, ибо старый фараон действительно не вправе управлять государством.
Эйе насупился и жестко бросил:
— Старый лев все равно остается львом.
— Дряхлым и никому не нужным, — не глядя на него, презрительно перебила царица. — А потому и завистливым.
— Так ты поедешь, царица? — спросил фараон.
Нефертити ответила не сразу. Она вспомнила мужа, который всегда твердил, что не доживет до своего праздника. Боги отвернулись от меня, потому что я отвернулся от них, говорил он тогда.
— Мой муж не дожил до своего хеб-седа. А посмотреть этот праздник мне бы хотелось. Только не следует из моей поездки делать какие-то выводы, — она, смерила Эйе уничтожающим взглядом. — Пойду приготовлюсь, — добавила она и направилась к выходу. Но, увидев торопливо входящую дочь, остановилась.
— Мама, а я тебя ищу.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Нефертити, целуя благоухающие волосы дочери.
— Уже не болит, будто ничего и не было, — пропела Анхеспаамон, прижимаясь к матери.
Эйе сделал шаг и поклонился.
— Мой фараон, позволь мне удалиться.
— Иди, Эйе, иди. Не забудь про подарки. Да, постой. Утром я подготовлю указ, а ты мне собери глашатаев.
— Какой указ? — спросила Анхеспаамон, усаживаясь и притягивая к себе мать.
— Невиданный в истории Египта и земли, — с вызовом воскликнул Эйе.
3