- Белладона, белладона!
- За калиткою смолкшего сада прозвенит и замрет бубенец, - кивнул на них Маслов, массируя свое красивое тело в плавках.
- Братцы! - объявляет Вася-разведчик, - Галинка выходит замуж за приезжего хахаля. На свадьбе будет пиво живое!
Всеобщий восторг. Пиво не помнят здесь сто лет, поди. Только из отпуска привезешь - твое.
- Пиво будет, пиво! - орут.
Кубанцев голый выскакивает на снег и начинает выделывать кренделя. Лицо у него, как всегда, нагловато-вызывающее. Валерка Мехов помогает ему организовывать танцы.
- Давай, Вася, задушевно говори-рассказывай!
Волов с полными ведрами стоит. Залюбовался. Потом пошел в баню.
Сережка давно занял ему место. Оттеснил даже взрослых. "Хотите купаться на дурняка? А поносите-ка, как дядя Саша!"
Пока складывает вещи, Сережка искоса поглядывает, каков квартирант есть. На картинках в истории древнего мира видал такого. Спартак! Ты дай-ка ему меч - ра-аз этого гада Валерку Мехова! А чё к Таньке лезет, женатик?
Валерка Мехов толкает Витьку, показывая на Волова:
- Во чем мужики баб берут.
Тот нахмурился:
- Чё при дитю-то болтать?
- Да он похлеще тебя знает штучки! - залыбился Валерка.
Сережка, услуживая квартиранту, чуть не упал от спешки, наливая в его таз воды. Понимающе усмехнулся Волов, потрепав мальчишку по густым волосам. Попробовал воду. - Холодновата больно.
- Холодновата?
Сережка сконфузился. И квартирант сразу полез на попятную.
- Ну, ты, братаня, не переживай, а? - Вроде попросил прощения. - Я плохой, выходит товарищ. Ты мне, видишь, услугу... А я, вместо спасибо... гляди, в претензии...
- То ничего, - выходит из положения Сережка. - Взрослые завсегда так... Вон мамке я, дядя Саша, никогда в жисть не угодил...
- Мамка у тебя неплохая. Зря ты так.
- Она неплохая - доверчивая шибко... А ты ведь сам знаешь - простота хуже воровства.
- Так прямо и хуже! - весело прищуривается Волов. - А ну, дай, малый, я тебе спинку-то натру. Вот так, вот этак!
Сережка кряхтит, будто взрослый.
- Да ты гляди, какой ты мужик крепкий!
Мочалка длинная, жесткая, от бредня.
- Тут некрепкий будь - так тебя враз скрутют. Тут таких много! Сережка охает и радостно вопит.
- Что верно, брат, то верно! Но только это не метод - драться.
- Конечно, не метод. А когда некуда деться, так и не захочешь, а станешь!
- И в этом ты прав. Больно за разумность ты мне нравишься... Я тебе что-нибудь хорошее хочу сделать...
На Волова нахлынули какие-то мягкие добрые воспоминания.
- Валерку-то тогда поколоти!
- За что?
- А просто так! Гляди, они тебя как подкараулят, поймают - отутюжат. Ты у них еще не кушал красной каши.
- Небось, не отутюжат...
Много дней бегал в лес и из лесу. За дровами - туда, порожняком назад. Бегало восемь упряжек. От бригады Хатанзея-старика три дня бегала со своей лучшей упряжкой Наташа. Она легко справлялась с мужской работой.
Эти поездки ему казались самыми удачными. Все как-то ладилось, все шло будто по маслу - нагружали досхочу, в первый раз управились за сутки, и во второй раз... Вожак косил влажным глазом на Волова, признавая в нем старого знакомого. Наташа дорогой пела. Пурга заметала слова, крутила их в небе, уносила далеко, и не было слышно слов, которые так хотелось ему услышать.
После второй ходки решили сутки отдохнуть.
Наташа жила у Масловых. Видел, как из трубы дома сыплет на снег дым. Дым пах так сладко, как пахнут волосы любимой. Перед сном долго стоял у окна и глядел в ту сторону, откуда падает этот дым. Было холодно ногам, они у него посинели, но он не уходил от окна. Долго лежал на постели, сон не приходил.
Наконец, стал засыпать, умиротворенно думая обо всем на свете: о дровах, оленях, нартах. Ее, Наташу, он гнал от себя: слишком много сил забирала она в последнее время. Ему было приятно думать о ней, но когда он так много думал, открывалась его простая, довольно скучная жизнь, сам он открывался себе, и он видел разное в своих отношениях с женщинами. Времени разбираться во всем у него не было, он отгонял от себя Наташу и ни разу не был с ней наедине даже в мыслях. Еще он чувствовал, когда думал о ней, что-то висит над ним, какая-то тень, и ему казалось: это тень Нади, любившей Арефьева и не любившей, наверное, его. Тень отвергнутой его любви. А может, не отвергнутой? Может, его ждет она? Он вспомнил о ней, Наде, с болью. Тоска ложилась в нем маленьким комочком. Он пытался понять, что заставляет его беспокоиться... Но потом думал о Наташе.
Ему во сне показалось, что кто-то к нему подкрадывается, и он узнал Таню - дочь Маши-хозяйки. Удивленно открыл глаза. Таня стояла перед ним стройная, трепетно-беспокойная. Цвет ее лица был только для красок художников: то бледный, то зеленый, то голубой.
- Вы поймете, что она плохая, - прошептала Таня. - Обязательно поймете! Ну, скажите, скажите, пожалуйста! Может ли быть так? Если женщина любит, если она очень ждет, разве она скажет так: "Если бы мне достался не ленивый медведь, а старый олень, я бы не прибежала к нему!" Разве бывает такая любовь? Бегут к любви без оглядки, кто бы там другой на пути ни стоял! Бегут потому, что не бежать нельзя!
Скулы его свело, и ему трудно было говорить. Однако он сказал, как бы сказал Маслов:
- У тебя, девочка, много вымысла, грез, воображения. Но каждый ведь любит по-своему. Один говорит много, другой любит молча.
- Нет, нет! Я знаю, я чувствую! Я слышала. Как она говорила, слышала...
- Я очень ценю твою заботу, - отвечает он медленно. - Ты, может, самая примерная ученица по литературе, ты самая чистая девочка на свете. Но не кажется ли тебе, что и другие могут быть такими? Чистыми, искренними, любящими!
- Но тогда и вы поступаете, как чужой, посторонний ко всем. Да, я не вставлю вам своих убеждений. Моя точка зрения, мое мнение пусть ничего не стоит. Но я уже видела, как страдает человек. У нас был не родной отец, и его не любили. Что делать таким, обделенным?
Фу, хорошо, что все это снится! Он проснулся.
Кто-то стоял у двери, и он, открыв глаза, сразу увидел Наташу. Не поверил, что пришла, и очень обрадовался, что пришла.
- Тсс! - Прикладывала палец к губам. - Тсс!
Медленно приподнялся с постели.
- Лежи, - попросила шепотом. - А я буду так стоять здесь и смотреть на тебя...
- Ты садись. - Не знал, что говорить, как удержать ее тут.
- Нет, нет! - Опять закачала головой. - Ты лежи, а я постою!... Я видела Машу. Нет, не твою хозяйку. Помнишь, к нам приезжала. Дочь лесника Родиона. Что-то у нее произошло... Я догадываюсь. У нее был... Нет-нет, не скажу... У нее был парень. Он учился с нами! У него был плохой отчим, аферист. И он стал плохим, жестоким... Но она любит. Как я. Я ничего не могу с собой поделать. Иду к тебе, а сама знаю: это нехорошо, у меня есть муж!
- Ты... хорошая, Наташа. Мне очень хорошо с тобой. У меня такого еще не было...
- Ты большой молодец. Ты очень большой молодец! Ты хорошо поработал. Я на тебя не обижаюсь. Ты здесь очень хорошо поработал. Ты ушел от нас правильно... Профессию тут выбирает и время.
За окном было темно, все так же темно, как вчера, как позавчера.
У Андрюхи-молдаванина заиграл проигрыватель:
Весенней ночью думай обо мне,
И летней ночью думай обо мне...
Осенней ночью думай обо мне...
И зимней ночью думай обо мне..
На каком-то крике музыка оборвалась - видно, кто-то выключил. Валька, видно, уже плачет. Как дядя Коля. Чего ей жалко в прожитом?
- Любовь тот свет, - сказала новая певица, - где плавает звезда!
Музыка снова оборвалась. Минут через десять - все это время они молчали - зашел без стука Андрюха.
- Ты не спишь?
Увидев Наташу, смутился.
- Концерт мировой записал. Хочешь, пойдем послушаем? Ты знаешь, Зыкина так пела, как никогда не пела... Внутри твоих следов лед расставания... Но поверни, говорит, твои следы обратно! И по собственным следам, по собственным слезам!.. Скажи?