На этом можно закончить рассказ о чувствах человека, когда он один. Я гораздо чаще ощущал нечто вроде одиночества, когда был не один, а находился среди людей - среди тех, с кем не мог общаться (разумеется, речь идет не о том, то я не владел их языком).
Хотя я много времени провел "один" среди племен в Африке и Азии, я не помню, чтобы мне было одиноко с ними. Никогда также я не испытывал настоящего одиночества в общении с тем, что мы зовем Природой; к этому вопросу я еще вернусь. Но мне было скучно и у меня появлялось ощущение тягостного одиночества и отчужденности в обществе людей, говорящих на моем родном языке, но "живущих в другом мире".
В пустыне часто мечтаешь о пиве и лимонаде. Получив, вероятно, слишком большую "дозу уединения" за два года в Сомали, я приехал в Найроби и, покинув гостиницу, отправился на поиски пива. Открыв дверь бара "Торр", я увидел море лиц, компании близких друзей, услышал их веселый смех, шум голосов мужских и пугающих женских. Я никак не мог набраться храбрости и подойти к стойке бара. Отказавшись от этой мысли, я выпил пива в номере гостиницы. У меня ушла неделя на то, чтобы привыкнуть к таким толпам чужих и знакомых людей.
Помню также, как совсем мальчиком, только что приехав в Англию из Индии, я часто простаивал на танцах, подпирая стену, и чувствовал себя изгнанником и нежеланным. И хотя в мечтах я предавался романтическим и даже животным страстям с более привлекательными девочками, я был слишком застенчив, чтобы с уверенностью обратиться к ним, и чувствовал себя на танцплощадке неуклюжим, как слон. Позднее я понял, что не меня игнорировали, а просто я сам уединялся и потом часто из-за этого хныкал от жалости к себе.
Конечно, два последних примера характерны для преходящих неврозов, которые мог бы испытать любой, только я, по-видимому, нервничал больше обычного. Общими моментом в них было уединение от общества, объясненное самому себе как исключение или изгнание, сопровождаемые жалостью к себе. Если бы эти ощущения сохранились, то они могли бы перерасти в душевное состояние, требующее лечения, даже если бы мне не хватило ума или мужества обратиться за помощью. Однако приведенные здесь эпизоды - я намереваюсь прояснить это позже - были тем, что теперь я бы счел проявлением того типа истинного одиночества, у которого действительно есть биологические корни. За исключением, вероятно, тех случаев, когда я ребенком ждал в темноте возвращения родителей, прежние ситуации не имели отношения к одиночеству, которое, я надеюсь, появится в качестве обоснованного понятия после того, как мы проведем его сравнение с одиночеством животных.
Очень мало работ полностью посвящено проблеме одиночества, и лишь изредка можно встретить хотя бы раздел на эту тему в публикациях по психиатрии и психологии. В подавляющем большинстве работ, к которым естественно обратился бы исследователь, совершенно игнорируется одиночество, а также некоторые состояния и процессы, имеющие все основания быть включенными в данную категорию. (Попробуйте найти одиночество и родственные слова в указателях!) Психиатр Фрида Фромм-Рейхман выражает недовольство тем, что "автор, желающий подробно рассмотреть проблему одиночества, испытывает серьезные терминологические затруднения. Оказывается, одиночество - такое мучительное и пугающее переживание, что люди пойдут на что угодно, лишь бы его избежать. Подобное игнорирование включает, видимо, и странное нежелание со стороны психиатров внести ясность в этот вопрос с научной точки зрения. Таким образом, получается, что одиночество - одно из наименее удовлетворительно разработанных психологических явлений, даже не упомянутое в большинстве учебников по психиатрии". Именно по этой причине я трачу так много времени, пытаясь решить, что же нам нужно искать в поведении животных, чтобы еще лучше представить одиночество. Пока мы можем, вероятно, предположить, что одиночество - туманное понятие, включающее эпизоды или состояния, требующие самостоятельного рассмотрения. Кроме того, можно было бы заключить, что одиночество в основе своей связано не с тем состоянием, когда человек один, а скорее с его самоустранением, независимо от того, кто окружает человека люди или природа. Страх, боязнь остракизма или боязнь встретить замкнутое и каменное сердце, когда нужна нежность, несомненно отягчают переживание одиночества.
Сенсорная депривация
Что происходит, когда обыкновенные люди остаются одни на долгое время или когда они вынуждены перенести даже более сильную сенсорную депривацию? Существует обширная литература, в основном автобиографического характера, где приводятся описания субъективных переживаний, например полярников, людей, оказавшихся одними в лодке среди моря, заключенных одиночных камер или тех, кому устроили "промывку мозгов". Такие случае показывают, что, когда эти люди замыкаются в себе, у них появляются поразительно отчетливые галлюцинации. Приступы депрессии из-за одиночества могут привести к попыткам самоубийства. Галлюцинации бывают иногда красочными, например, человек видит длинную шеренгу белок с рюкзаками на спине, пробирающихся по снегу в своих снегоступах. Они могут иметь оттенок святости, подобно галлюцинациям Джошуа Слокама, когда он в одиночку совершал кругосветное путешествие по морю: несколько раз, будучи больным или обессиленным за время шторма, он видел, что на борту судна появлялся своего рода спаситель-штурман, который становился за штурвал. Можно понять, как подобные галлюцинации возникали у отшельников в пещерах. Фактически уединение даже на несколько часов может вызвать заметное психическое расстройство. В таком затруднительном положении оказывались впечатлительные летчики-истребители и штурманы-одиночки бомбардировщиков. Полет в кабине с прозрачной крышей на высоте 40 000 футов в течение нескольких часов может привести к серьезной дезориентации и галлюцинациям (например, кажется, будто на крыло садится чудовище).
За последние 25 лет проводилось много скрупулезных исследований добровольцев и жертв, в целях эксперимента изолированных и подвергнутых так называемой сенсорной депривации путем изменения степени их обособленности от поступающих раздражителей. Эти исследования были во многом обусловлены случаями идеологической обработки людей во время войны и особого рода трудностями, с которыми сталкиваются астронавты. Хотя такие эксперименты значительно отличаются от реальных жизненных ситуаций, где их длительность и результат неизвестны, поражает тот факт, насколько быстро у объектов эксперимента помрачается сознание и в конечном счете начинаются галлюцинации. Сильная тяга к внешним раздражителям дает о себе знать очень скоро, и человек легче поддается внушению, становится более подавленным, у него уменьшается способность ясно мыслить по сравнению с нормальным состоянием. Сходные галлюцинации отмечались у больных полиомиелитом при длительном пользовании аппаратом для искусственного дыхания, хотя впоследствии пациенты называли их сновидениями.