Кое-как мы нашли укрытие. Берег был достаточно крутой, так что мы просто перебрались подальше от воды, найдя скалу покрупнее, с небольшой ложбиной, где можно было усесться и спрятаться от ветра, который сейчас, утром, дул со стороны берега. Вечером направление изменится и бриз уже будет задувать нам прямо в лицо, но об этом мы пока не думали. Я чувствовал, как сырая одежда вытягивает из меня остатки тепла. С этим надо было что-то делать.
— Орвист, Сания, нам надо собрать какую-нибудь древесину, просушиться, — сказал я спутникам, — поищите? Если кто-то из вас еще заболеет от переохлаждения… Короче, надо…
— Согласен. Арха-та, поможете? — почтительно обратился Орвист к девушке.
Даже в такой ситуации виконт следовал протоколу, насколько это вообще было возможно.
Девушка утвердительно кивнула и оба, усадив меня у скалы, отправились обратно на берег, искать топливо.
Конечно, на некоторое время Сания могла бы создать горящую плазму просто своей магической силой, но стоило бы это ей всего имеющегося запаса магии. Минут десять-пятнадцать — и все. Ведь одно дело, создать высокотемпературную плазму и оформить ее в виде огненного лезвия или шара. Да даже если наколдовать горящую скалу и запустить — это разовые расходы сил, которые зависят только от мощи мага и его умения оперировать энергетическими потоками. А вот поддерживать пламя буквально из ничего…
Через полчаса мои спутники вернулись. Виконт был солидно нагружен обломками, Сания тоже волокла за собой пару досок. Достаточно, чтобы костер продержался хотя бы часов пять.
Погода стала портиться. С моря пришла туча, направление ветра начало меняться, так что ощутимо похолодало. Виконт помог мне стащить рубашку, после чего мы принялись за штаны.
— Господа послы, а что вы делаете…
— Сания, — у меня не было сил вести долгие беседы с арха-той, — ты можешь просушить нашу одежду своей магией. Чтобы она не вспыхнула?
— Ну, я бы могла попробовать…
— У нас одна попытка. Можешь или нет?
Принцесса смутилась.
— Я никогда не пробовала…
— Значит, не можешь. Так что раздевайся.
От такого предложения лицо Сании залил румянец — и откуда только взялся, была же бледная и серая — а потом в глазах вспыхнул опасный огонь.
— Да как ты смеешь!..
Слова застряли в горле девушки. Что-то она такое увидела на моем лице, да, наверное, и на лице Орвиста, который сейчас стоял за моей спиной.
— Ладно, я объясню, — устало сказал я, прервав неравный бой левой руки с ремнем и завязками штанов, — мы уже почти на севере, арха-та. Где-то на восточном побережье Паринии, как мне кажется. Так вот, все, что я говорил о севере на тех танцах — это я еще приукрашивал для молодых и заносчивых ламхитанцев. Тут если ты оказался на холоде в мокрой одежде, да просто вот на таком холодном ветру — ты заболеешь. Заболеешь — умрешь. Вымок до нитки и не просушился — заболеешь и умрешь. Оказался на улице без крова над головой ночью, одежда отсыреет, ты заболеешь…
— И умрешь… — тихо закончила за меня Сания.
Я согласно кивнул.
— Именно. И умрешь. Вот так тут обстоят дела. Одежда сама себя не высушит, солнца нет, а даже если бы и было — оно тут слишком слабое, не такое, как на юге. Так что единственный для нас вариант: раздеться, развесить одежду над костром, усесться поплотнее и ждать, когда все просохнет, иначе…
— Мы заболеем и умрем…
Взаимопонимание было достигнуто, так что мы с Орвистом отвернулись и продолжили раздеваться. Виконт помог мне стянуть липнувшие к ногам штаны и снять обувь, после чего быстро скинул с себя где-то сырую, а где-то откровенно мокрую одежду, сапоги и развесил все над огнем на заранее сооруженной конструкции из палок и… палок.
Сания чуть медлила, так что мы, уже голые — в чем мать родила, только на шеях болтались баронский и малый графский жетоны, рефлекторно прикрывая срам, отвернулись и дождались, пока девушка повторит за нами. После этого, мы как те пичуги, уселись на наиболее гладкую и чистую из добытых моими спутниками досок. Санию посадили посередине, как саму тощую и, что уж таить — ценную часть нашего коллектива. Виконт уселся слева, а я — справа, чтобы девушка не смогла ненароком потревожить мою сломанную руку, которую я сейчас баюкал на перевязи. Первое ощущение смертельной опасности стало отступать, и хотя половина моего лица горела огнем, а в руке пульсировала тупая, но почти невыносимая боль от порванных тканей и сломанной кости, я как-то незаметно для себя провалился в сон. Задремал так и сидя на доске: голый, поджав колени к груди и упершись спиной в холодный камень скалы.