– Я не понимаю, о чем это ты, Коэн?
– Не понимаешь? Нгуен держит в руках все нити управления научно-исследовательскими работами Техкома. Весь исследовательский отдел Тоффоли – у нее в кармане. AI Тоффоли был ее шпионом с самого начала. С его помощью ей удалось отрезать меня на Метце.
Ли пристально смотрела на него.
– И что ты собираешься по этому поводу предпринять?
– Я уже предпринял, – ответил Коэн. – Его больше нет.
– Но что будет, если он кому-нибудь расскажет…
Коэн посмотрел на нее наивными глазами Киары.
– Я же сказал, что его больше нет. Разве не ясно?
Ли отвернулась. Коэн хотел еще что-то сказать, но передумал. Короткое время они сидели и смотрели в пол, на книги, на картины, висевшие на стенах. На все, что угодно, только не друг на друга.
– Ясно?
– Что?
– Я говорю, что Нгуен планировала отключить меня от шунта на Метце еще до того, как нас отправили на это задание, и тебе нечего сказать об этом? О чем ты думаешь?
– Что я не знаю, кому верить, тебе или Нгуен.
– Нужно доверять тому, кому веришь, – сказал Коэн.
– И почему, черт возьми, я должна верить тебе?
Он пожал плечами.
– Здесь никакого «должна» не существует. Либо веришь, либо нет. Тебе нужно еще многое понять в жизни, если ты полагаешь, что кто-то должен заработать твое доверие.
– Ты так и не ответил на мой вопрос, Коэн.
Он покачал головой и продолжал так, словно не слышал, что она что-то сказала.
– Нельзя верить только потому, что этот вариант беспроигрышный, или потому, что мало риска в том, что он подведет тебя. Нужно верить людям потому, что риск потерять их страшнее, чем риск того, что они обидят тебя. Мне понадобилось несколько веков, чтобы понять это, Кэтрин. Но я это понял. А ты постарайся, чтобы тебе понадобилось на это меньше времени, чем мне. То, как развиваются события, не дает мне уверенности, что у тебя есть столетие в запасе.
Ли встала, не ответив, прошла по комнате и вышла в сад. В Зоне Энжел наступила ночь. Влажный бриз ласкал ее лицо, принеся с собой запах земли и мокрых листьев. Лягушки и несколько ночных птиц на зеленых ветвях пели свои песни. Коэн так любил всех этих маленьких существ. Какая-то птаха зачирикала у нее над головой из своего убежища на стене, и ее «оракул» определил, что это – козодой. «Как она прекрасна», – подумала Ли. Ей стало вдруг интересно, как бы она подумала, если бы не знала названия птицы.
Коэн подошел и встал у нее за спиной так близко, что она почувствовала запах чистой кожи Киары.
– Не могу себе представить жизнь в Кольце, – сказала Ли. – Как могут люди жить там, где стоит лишь взглянуть на небо – и видишь над головой самую большую ошибку человечества?
– Некоторым кажется, что постоянное напоминание об ошибках – это хорошо.
– Но только не тогда, когда уже поздно исправлять их.
– Еще пока не поздно. И они эту ошибку исправляют.
Ли бросила на Коэна сердитый взгляд.
– Это сказочка для школьников. Они все еще убивают там друг друга. Боже, моя собственная мать отправилась в Ирландию драться. У нее был хронический недостаток витамина А от жизни в подполье. Зачем, скажи на милость, людям сражаться за страну, где они даже выжить не могут?
– Не знаю.
– Ну, а я знаю. Потому что им нравится драться. Они не хотят останавливаться даже тогда, когда уже и воевать-то не за что.
Она прошла туда, где было еще темнее, не сводя глаз с заснеженной планеты над головой.
– Я не хочу вовлекать тебя в это, – сказала она. – Не стоит. Я и сама не понимаю, для чего я это делаю.
– Я понимаю, – сказал Коэн. – Я все знаю.
Она сделала движение, чтобы повернуться, но он положил мягкую руку ей на плечо и остановил ее.
– Я знаю о генетической операции. Я знал об этом долгие годы, Кэтрин. Или Кэйтлин. Или как тебя еще называли? Я откопал это гораздо раньше Корчова.
Ли стояла среди движущихся теней в его саду и думала о вопросах, которые он деликатно не задавал, о каждой встрече, когда он мог сказать ей, что знал, но не делал этого.
– Почему ты не сказал мне об этом? – прошептала она.
– А я должен был сделать это? Я не собирался рассказывать никому, а мне самому все равно. Какая поэтому разница, знал я об этом или нет?
Внезапно она разозлилась, почувствовав себя преданной и обманутой.
– Я знаю тебя. Ты ждал, что я расскажу тебе сама. Ты держал это про запас, чтобы воспользоваться. Проверял, насколько я доверяю тебе? Насколько близко я подпущу себя к тебе на этот раз? Для тебя это – всего лишь продолжительный тест!
– Это паранойя.
– Так ли?
– Но даже если ты права, то что? Я определенно не получил ответа, который сделал бы меня счастливым. Все то же самое. Ли – против всего мира, и каждый, кто дотронется до нее, останется без руки и получит плевок в лицо.
– Ты же знаешь, что это не так.
– Так что же это тогда?
Ли пожала плечами, неожиданно почувствовав себя усталой.
– Скажи мне, – попросил Коэн.
– А о чем говорить, если тебе и без того все известно?
– У тебя есть выбор, Кэтрин. Что может с тобой случиться в самом худшем случае? Тебя разжалуют и уволят? Готова ли ты расплатиться жизнью за нищенскую зарплату и убогую пенсию?
Ли рассмеялась.
– Я рисковала своей жизнью за эту нищенскую пенсию ежедневно в течение последних пятнадцати лет. Что изменилось сейчас?
– Сейчас это – измена. Послушай, Кэтрин. Я говорил серьезно, когда недавно предлагал тебе работу.
– Я не прихлебательница, Коэн. Меня не привлекает быть экземпляром в твоей коллекции приматов.
– Все совсем не так. По крайней мере с тобой.
– Хватит сказочек, – сказала она и посмотрела на него в упор.
Коэн отвел глаза в сторону.
– Ты думала о Метце? – спросил он. – Ты сама говорила. Кто бы ни занимался оборудованием Шарифи, он планировал это в течение многих лет. Ему нужно было добыть геномы, соединить их, вырастить их в резервуаре. Какова была вероятность того, что Шарифи и офицер, расследующий обстоятельства ее гибели, выращивались в резервуарах одной и той же лаборатории и обладают одним геномом? Каковы были шансы, что возникнет ситуация, в которой ты играешь роль Шарифи, а я должен занять место полевого AI?