Где-то далеко чье-то чужое тело забилось в конвульсиях, а стул поехал по полу, визжа колесиками. Снова зазвонил телефон, но поток данных извне был таким медленным и несжатым рядом с головокружительными параллельными операциями «Зеда», что звонок достиг мозга Ли в виде низкого допплеровского стона. Даже шум помех в линии растянулся до того, что каждый щелчок и скрежет статического разряда звучал как дикое завывание. Темнота во мраке накапливалась и ползла в ее сторону. Щелчок.
Ли скорее почувствовала присутствие Коэна, чем увидела его. Река света пробилась сквозь цифры, смывая темноту. Она сверкала белизной, такой же чистой и обманчиво спокойной, как ледник в Гималаях. Но этот поток крушил «Зеда», пробиваясь сквозь получувствующего так же неумолимо, как снежная лавина течет с горы. Если бы Ли когда-нибудь интересовалась, что чувствует кусок мяса, из-за которого дерутся две акулы, то сейчас она получила бы на него ответ. Она не чувствовала… ничего. Ей были слышны только удары пульса под черепной коробкой, а за ее пределами – стремительно кружившаяся на бегу тишина. Она плыла, заблудившись, глядя с невероятной высоты на то, как два титана разрывали на части Вселенную в схватке друг с другом.
Лабораторный компьютер корчился и выворачивался наизнанку, отчаянно пытаясь найти в своих программах что-нибудь, способное противостоять безжалостной атаке Коэна. Затем он сфокусировал свои усилия на Ли, и страх ледяными пальцами пробежал по ее спине.
«Коэн!» – позвала она. И вместе с этой мыслью на нее опустилась темнота.
03:42:12
Первым, кого Ли увидела, был Коэн. Не безжалостный и страшный свет, а его обычный сетевой образ. Он был погружен в цифры, занимаясь обычной при взломе программ работой. «Ты к нам вернулась? » – спросил он, когда ей удалось собрать достаточно энергии, чтобы попытаться сделать осторожное движение.
«Что произошло?»
«Сейчас не нужно об этом беспокоиться. Я тебе потом объясню».
Ли умолкла, все еще ощущая слабость. Она успокаивалась, наблюдая, как он копался в недрах компьютера, как, повинуясь его прикосновению, раскрывались коды в системе защиты, и оттуда послушно выходили цифры и с легкостью двигались мимо так, как они всегда делали при его вмешательстве. Хотя чего-то все же не хватало.
«А почему ты не поешь?» – спросила Ли.
«Что?»
«Ты всегда поешь, взламывая систему. Если, конечно, все идет гладко. Что-нибудь не так?»
Вокруг нее закрутился цифровой смех, вспыхивая числами, словно отблесками пожара.
«Если ты не слышишь, то это вовсе не означает, что я не пою».
«Не морочь мне голову».
«Подожди минутку».
Он просмотрел файл и выругался, когда на проверку тот оказался пустым.
«Я думаю о лабораторном AI».
«Оно не вернется?» – спросила Ли в панике.
«Нет, – ответил Коэн. – Он не вернется».
Ударение на слове «он» было чуть заметно, но воспринималось безошибочно. Как упрек.
«Что тогда?»
Когда он ответил, Ли почувствовала напряженность в его голосе даже через удаленную линию.
«Ты когда-нибудь видела двухмерный фильм о скачках?»
«Да, конечно. Очень красиво».
«Знаешь, кого на скачках называли "разбивающим сердца"? – Он продолжил, не дожидаясь ответа: – Это скакун, обладающий такой большой резвостью, что он не просто побеждает остальных, он ломает их. Ломает их так, что они никогда больше не смогут никого победить. Лошади обычно умирают после такого».
«Ты все это выдумал. А сам, наверное, и лошади никогда не видел».
«Нет. Это – правда. Смысл жизни скаковой лошади – бежать, чтобы победить. Она – крайне специализированный организм. Она не может прокормить себя, не может даже ходить без специальных подков, сделанных человеком. Но она может скакать. И она загонит себя до смерти, будет нестись до тех пор, пока не хрустнут кости. Есть киноматериалы, свидетельствующие, что лошади ведут себя именно так. Они просто умирают на скаковом круге, подобно космическим кораблям, которые загораются на входе в плотные слои атмосферы».
«Но ведь это безумие, Коэн».
«Не безумие. По-человечески это понятно. Эти лошади были созданы человеком в качестве машин для скачек. Так же как я – машина, предназначенная думать. Так же как ты – машина для работы, а каждая планета в пространстве ООН – это машина для производства воздуха и пищи. И когда люди создают машину, для них важна только основная функция, все остальное – второстепенно».
Коэн сделал паузу, пытаясь заглянуть в тупиковую директорию.
«AI аналогичны скаковым лошадям. Они созданы для того, чтобы играть в игры. Шахматы, вероятностные игры, военные игры. Они сконструированы таким образом, что победа для них – единственное желание, она – их сущность».
«Для чего ты мне это рассказываешь?»
«Ты только что была свидетельницей скачек с "разбивающим сердца"».
«Ты говоришь о лабораторном AI?»
Ли все еще не могла понять, чем «Зед» представлялся Коэну.
«Оно… он… умер?»
«Нет».
Коэн перебирал файлы все в новых и новых директориях так быстро, что пока Ли пыталась определить, что это была за директория, он уже бросал ее и переходил к другой.
«Он все еще здесь. Ты не чувствуешь его?»
Ли осторожно попробовала сеть. Она почувствовала там что-то. Что-то темное, едва ощутимое. Но оно было сбито с толку, хаотично, ослаблено. Словно AI забился в темный угол и зализывал там свои раны.