Шарифи посмотрела на Беллу, которая замерла между ними. Лицо Беллы бледным пятном расплывалось в свете лампы.
– Я не продаю их, – сказала Шарифи. – Знание никому не принадлежит. И жизнь не принадлежит никому.
– Оставь свои рассуждения для других.
И тут Белла в мгновение ока одним быстрым и ловким движением перехватила рукой шею Шарифи, приставив «гадюку» к ее виску.
– Брось пистолет, – сказала она.
Шарифи попыталась повернуться, но Белла еще сильнее сжала ее шею и вонзила в нее острые клыки «гадюки». Шарифи уронила пистолет. Он шумно заскользил по настеленному на полу пещеры шиферу и закатился под монитор коррекции канала.
– Подними пистолет, Ян, – сказала Белла. – Он нам понадобится, если она что-нибудь нам устроит.
Ли сразу же вспомнила, что Войта звали Яном.
– Корчов? – спросила Шарифи, ее голос и все тело дрожали.
Белла рассмеялась.
«Я узнала этот смех», – подумала Ли. И тут же поняла, что Шарифи узнала его тоже.
– Хаас, мне нужно поговорить с Нгуен.
– Чепуха, – ответил Хаас.
– Ты не можешь так рисковать! Здесь не тебе решать. Нгуен должна знать об этом.
– Ох, конечно, она узнает об этом. – Хаас развернул Шарифи и подтолкнул ее вверх по лестнице. – Ты не беспокойся.
На верху лестницы Шарифи повернулась.
– Послушай, Хаас…
– Нет, ты послушай. – Он развернул ее снова и приставил «гадюку» к ее виску. – Попробуй еще раз открыть рот, – сказал он очень спокойным тоном, – и это будут твои последние слова.
Шарифи заглянула в темно-лиловые глаза Беллы и увидела, что на нее смотрит Хаас. Что-то мелькнуло в этом взгляде, какой-то скрытый сигнал, вызванный инстинктом самосохранения, для которого у Шарифи не было названия, но который Ли помнила по сотням боев.
Шарифи побежала.
ПЛАСТ НА АНАКОНДЕ: 8.11.48
Возможно, Шарифи и удалось бы убежать, если бы она не поскользнулась на обломке шифера и не упала.
Войт догнал ее, когда она уже поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на «Тринидад». Он ударил ее по голове ребром ладони, и она рухнула снова.
Она с трудом поднялась и попыталась бежать, но не смогла. Если Шарифи не осознала, то Ли поняла совершенно точно, что Войт наносил этот первый удар, опасаясь убить ее сразу. Он рассчитал силы и не использовал свои усиленные сталекерамикой мышцы. И этого было достаточно. Войт сделал все так, как сделала бы сама Ли. Он бил с жестокой точностью своих улучшенных рефлексов. Он поставил ей подножку, действуя своими ногами так, что от удара ее подкинуло вверх и вбок, а когда она упала, нанес ей четыре быстрых и тщательно выверенных удара по ребрам. Ли услышала, как с треском сломались ребра Шарифи, и поняла, что одно из ребер пробило Шарифи легкое. И она совершенно не сомневалась в том, что произойдет, если Войт не остановится. Но он прекратил, отошел в сторону и стал ждать, как только убедился, что она не сможет подняться.
Хаас догнал их, когда Шарифи рухнула, корчась от боли. Он посмотрел на нее через плечо Войта.
– Что она тут говорила о Нгуен? – спросил он у Войта. – Узнай у нее, что интересует Нгуен.
Войт повернул Шарифи на спину и взял ее руку. Он делал это медленно, почти ласково, и Ли поняла, почему Белла всегда так странно рассказывала о нем. Ли поняла это всем своим существом и мысленно пожелала Шарифи быстрой и безболезненной смерти. Потому что Войт, чем бы ни прикрывался, как бы ни оправдывал себя, был прирожденным садистом.
Он улыбался. У него была хорошая улыбка симпатичного мужчины. Он спокойно разъяснил Шарифи, что во время допроса существует опасность прокусить язык, достал тряпку из кармана, протянул ее Шарифи и показал, как засунуть в рот. Затем подождал, пока она сделает это. Дал ей время на размышление.
Ли наблюдала, как разворачивалась эта отвратительная сцена. Она почувствовала, как замедлился пульс Шарифи, как ее кожа сначала стала липкой, а потом сухой. Шарифи взглядом уперлась в Войта. Ее глаза следили за ним, словно он был любовником, каждое желание которого она стремилась исполнить. Словно вся ее жизнь зависела от его счастья.
Она встречала таких, как Войт, на Гилеаде. Им не было числа. Ли всегда старалась не сталкиваться с ними, когда они делали свою работу. Хотя она и пользовалась полученной ими информацией, внимательно изучая каждое слово.
«Кэтрин?»
Стыд сжимал сердце Ли.
«Позже, Коэн. Тебе не нужно на это смотреть».
«Это не может ждать», – сказал он.
Она так погрузилась в страх и боль Шарифи, что не сразу поняла его.
«Ракета подлетает к полевой станции».
Им нужно было выбираться отсюда. Пока не погиб полевой AI, а они сами не оказались в этой шахте, как в ловушке, отрезанные от запасных вариантов Коэна, в полной зависимости от самодельной сети Фритауна, которая не могла поддерживать его системы без помощи полевого AI.
«Я смогу вытащить тебя отсюда», – сказал он, вытягивая мысль из ее головы так легко, будто она произнесла ее вслух. И так же легко она читала его невысказанные мысли. Он вытащит ее отсюда, но только ее одну.
«Тогда мы останемся и рискнем», – сказала она ему.
А в это время пытка в сияющей воронке продолжалась.
Войт связал Шарифи руки. Он разговаривал с ней спокойно и рассудительно. Он достал небольшой нож и приставил к ее груди, чтобы она могла видеть его, наклонив шею.
За Войтом слабой тенью стояла Белла и наблюдала происходящее. Когда Войт приступил к работе, она немного приблизилась, и Ли увидела на ее лице – лице Хааса – особое выражение виноватой завороженности, которое возникает даже у привыкших к насилию, когда они впервые наблюдают жестокий допрос. Войт ждал, когда Шарифи заговорит. Он так точно и правильно рассчитал время, что Ли могла предсказать каждый стон, который он проигнорирует, каждую безнадежную мольбу, в ответ на которую он сделает вид, что ничего не понимает. И когда он наконец вытащит кляп из ее рта и даст ей возможность говорить, она расскажет ему все, чтобы прекратить мучения.
Но Шарифи ничего не сказала. И когда Ли зашла в ее сознание, чтобы понять источник ее силы, она нашла надежду – нет, уверенность и веру в спасение. Шарифи играла, как она и делала всегда. Она поставила на карту то, что нужна Нгуен живой, то, что была слишком знаменита, чтобы так умереть. Рассчитывала, что она слишком важная фигура для Нгуен, несмотря на предательство.