– Так вот на что Ассамблея сегодня тратит деньги! На градусники!
Ли уже забыла, как перемещаться под землей. На первых же десяти метрах она ударилась головой, оцарапала спину и споткнулась о кучу битого шифера. Но затем она вспомнила, как ходят шахтеры: согнувшись в коленях и пояснице, одна рука вверху в поисках выступов, о которые можно удариться. Легкость, с которой тело перешло в эту позицию, поразила ее.
Вода, остававшаяся в каждой ямке и выемке после затопления, пахла затхлостью. Чайного цвета влага, сочившаяся по стенам, содержала так много серы, что обжигала кожу как кислота. Тела погибших убрали, но неприятный сладкий запах смерти остался. Вдобавок к этому мокрыми комочками повсюду валялись дохлые крысы. За каждым маленьким поворотом или выступом породы попадался какой-нибудь след жизни до взрыва. Коробка от завтрака. Шапка. Разбитая лампа Дэви.
По пути офицер безопасности без остановки докладывал о специальных мерах безопасности, принятых компанией АМК на «Тринидаде». Он нервничал и говорил монотонно, дрожа перед Хаасом, как ученик перед строгим учителем. Ли трудно было подумать, что он верил тому, о чем рассказывал. Она слушала, ритмично втягивая воздух сквозь фильтр маски своего дыхательного аппарата, стараясь не думать, что ее жизнь сейчас зависит от скрипевших от напряжения крепежных болтов и способности шестисот шахтеров, получавших с каждой добытой тонны, держаться в рамках разумной безопасности в забое.
Рабочая площадка выглядела непривлекательно.
– Вот оно все – как есть, – сказал Хаас.
И действительно, так это и было: отрезок туннеля с крепью, заваленный камнями, в конце отрезка – выработка, боковые опоры которой представляли собой сейчас кучи породы.
– И что же здесь произошло? – спросила Ли у офицера безопасности.
Ответил сам Хаас:
– Тут с этими возгораниями никогда не поймешь. Один берет полторы тонны первосортного кристалла и, не моргнув глазом, идет себе к жене и детям. А у другого, стоит ему лишь дотронуться до породы, вся шахта валится на голову. У каждого шахтера есть свои теории. Только, пожалуйста, не заводите меня по поводу этих чертовых шахтных священников. Все это на самом деле – лишь домыслы.
– И вы уверены, что это было просто возгорание, а не настоящий шахтный пожар?
– Так же, как мы можем быть уверены в чем угодно.
Выработка была большая, на взгляд – метров двенадцать в поперечнике, а точнее определить было невозможно из-за обваленной крепи. Все выглядело так, словно один из забоев нарочно вскрыли, чтобы дать Шарифи больше пространства для работы. Или, возможно, несмотря на высокий риск, шахтеры убрали центральную опору, соединив два отсека, чтобы добраться до богатой кристаллами жилы. При пожаре со стен выгорел верхний слой угля, обнажив длинные кромки конденсатного пласта, выглядевшие более гладкими и блестящими по сравнению с углем вокруг них. Ли дотронулась до обнаженного конденсата. Почувствовала его стекловидную гладкость, тепло, исходившее от него, как от живого тела, знакомое слабое подергивание в затылке.
Она повернулась к Хаасу и офицеру безопасности.
– Мне что-нибудь еще стоит посмотреть? – спросила она, наблюдая за Хаасом в инфракрасном свете.
– Больше нечего, – ответил Хаас.
Она видела, как при этом у него участился пульс.
– А вы как думаете? – обратилась она к офицеру безопасности.
Вместо ответа он бросил взгляд в темную глубину рабочей площадки.
Ли прошла в тот угол, куда был направлен его взгляд, и увидела не замеченный ранее большой помятый лист алюминия, покрашенный в предупреждающий оранжевый цвет. Это было единственное цветное пятно на рабочей площадке и единственный предмет, не закопченный дымом горевшего угля. Совершенно очевидно, что его положили здесь после пожара.
– Кто положил это здесь? – спросила она, наклоняясь, чтобы сдвинуть тяжелый лист в сторону.
– Мы, – ответил Хаас. – Чтобы никто туда не свалился.
Под листом оказался колодец. Он был менее метра в ширину. Связки немаркированных электрических проводов спадали через край, опускаясь в глубину. Вода начиналась метрах в шести от края и была такой черной, какой может быть только вода в угольной шахте.
– Вы что-нибудь еще можете сказать мне об этом?
– Нет. Этот колодец, я думаю, вырыла сама Шарифи. Она запросто могла сделать это без всякого разрешения, – сказал Хаас раздраженно, словно злился, что не поймал Шарифи за этим занятием.
Ли пошарила по полу, нашла кусок обгоревшей проволоки, достаточный по длине, чтобы дотянуться до поверхности воды в колодце. Затем опустила его туда, вынула и обтерла о кожу своей руки. Биодетекторы кожи вспыхнули вокруг капель влаги и моментально погасли. Это означало отсутствие опасных веществ.
– Все нормально, – сказала она и начала развязывать шнурки ботинок.
Офицер безопасности догадался о том, что она собирается делать, прежде Хааса.
– Вы что, на самом деле собираетесь туда спускаться, мэм?
– Нет, шучу.
– Ни в коем случае! – воскликнул Хаас.
Он шагнул к ней и резко дернул ее за руку. Свободной рукой Ли сильно сжала его руку, напоминая ему, что она специально оборудована.
– Благодарю вас за заботу о моей безопасности, – сказала она. – Но со мной ничего не случится. Хотя, может быть, у вас есть какой-либо другой повод не пускать меня туда?
После этого он сразу же отошел.
– Дайте мне вашу маску, – сказала она офицеру безопасности, когда разделась до шорт и майки и подтянула ремни дыхательного аппарата. Он передал ей маску. Выражение его лица было ошеломленным. Она плюнула на стекло маски, растерла слюну и надела ее, нажав двумя пальцами на поверхность стекла у глаз, чтобы маска прилегла герметичней.
– О'кей, – сказала она через загубник. – Вернусь приблизительно через десять минут. Если не наделаю глупостей. В этом случае у вас еще останется час и сорок минут, чтобы вызвать спасательную команду и выудить меня оттуда.
– Вы многого хотите, – сказал Хаас.
– Если я не вернусь, – сказала она почти ласково, – они все равно пришлют еще кого-нибудь. И вам придется ждать открытия шахты до тех пор, пока они сюда не доберутся, вы поняли?