Неожиданно он сделался серьезным и провел пальцем по шее Роланда – жест, в значении которого было трудно ошибиться.
– Консорциум, – продолжала Ли, проигнорировав его жест в поисках ясности. – Они супремасисты, да?
Она никогда не разбиралась в чуждой ей политической путанице у AI, но она и не была настолько осведомлена.
– Возможно, это лучше было бы назвать сепаратизмом. Я уже говорил, что большинство независимых не слишком жалует людей.
– Но Консорциум и был той группой, замешанной в событиях Тель-Авива? Правильно? Это они убили агента Совета Безопасности.
Рука Роланда замерла, потянувшись к пепельнице, и пепел тихо осыпался на сине-золотые арабески ковра.
– А что ты меня спрашиваешь? – резко спросил он. – Меня там и вовсе не было.
– Я просто говорю к тому, что AI, члены Консорциума, могли пользоваться этим интрафейсом, если у них была в этом необходимость.
– Конечно, они могли. Ли сглотнула.
– И ты мог, да? Фактически, тебе пользоваться этим удобнее, чем любому другому AI. Поскольку в тебе больше человеческого, не так ли? Поскольку ты обрабатываешь данные эмоциями, а не логикой. О тебе говорилось во всех учебниках по системам независимых как о единственном в двадцать первом веке AI с эмоциональной цепью, который не декогерировал и не был отправлен… куда их девают, когда такое происходит. Ты – практически целый вид в единичном экземпляре.
На какой-то момент ей показалось, что он не ответит. Его сигарета дымилась, потрескивая. Еще одна порция пепла упала на пол. За высокими окнами пели птицы. И пока Коэн сидел так спокойно, затаив дыхание, красивое лицо Роланда казалось высеченным из камня.
Когда он начал говорить, то голос его зазвучал мягко и прохладно, подобно падающему снегу.
– Кэтрин, если ты хочешь спросить, то возьми и просто спроси об этом.
Ли выглянула в окно и увидела зеленые листья, колышущиеся под нападавшим на них снегом, таким ослепительно белым, и такой блестяще синий океан, что ей показалось, что она смотрит на облака в небе. Можно было подумать, что они находились на твердой земле, а не в вертящемся кольце из закаленной в вакууме вирустали. Она наклонилась вперед и наконец задала вопрос, висевший у нее на языке с момента прибытия сюда:
– Коэн, что было целью на Метце? То, что ты искал, был этот интрафейс?
Он вздрогнул, вынул изо рта сигарету и наклонился к ней, глядя в глаза.
– Почему ты так подумала?
– Рисунок. – Она показала на выпуклый контур на черной поверхности футляра устройства. – Такой же был тогда на полу.
– Не думаю, что ты должна была запомнить это, Кэтрин.
Она закурила.
– Тебя что, перемкнуло? Ты обращалась к психотехам? – Он помолчал и сам себе ответил: – Конечно нет. Но ты должна, Кэтрин. Это – игра с огнем.
Она усмехнулась.
– Но ведь ты же серьезно не веришь в то, что стирание памяти делается для нашего блага? Чтобы освободить нас, простых солдатиков, от страданий за плохие, но такие необходимые дела, которые нас заставили делать?
– Ты ведь меня знаешь достаточно, чтобы спрашивать такое. Если твоя мягкая память залезает в редактированные файлы, то у тебя внутри – серьезные неполадки. Ради всего святого, сходи и проконсультируйся с кем-нибудь. Я заплачу, если есть проблема с деньгами.
– Я тебя когда-нибудь просила платить? Ответь на мой вопрос, Коэн. Нас посылали на Метц ради этого?
– Нет… Ли встала.
– Я тебе не верю. И я не люблю, когда мне лгут. – Сядь, – сказал он.
И в его голосе прозвучало что-то, заставившее ее подчиниться.
– Да, на Метце мы искали этот интрафейс. Но не этот компонент. Мы искали схемы невропродукта и исходный код психопрограммы. – Он продолжал пристально смотреть ей в глаза, наблюдая за ее реакцией. – Послушай, это не ВР-устройство и не продукт, изготовленный для солдат ООН. Это настоящая нейронная сеть, предназначенная для обеих сторон интрафейса: как AI, так и человеческой. Ее нельзя вырастить в вирусной матричной жидкости, особенно когда само устройство – еще в стадии эксперимента. Нужно тело. Ли поежилась.
– Те конструкции, которых мы видели в лаборатории, были… просто питающими организмами?
– Совершенно верно.
– А что насчет этого? – Она показала на устройство, лежавшее на столе между ними.
– Не обращай внимания. Это ерунда. Вспомогательное устройство. То, что ты получаешь с настоящим оборудованием, кидаешь потом куда-нибудь в нижний ящик и забываешь. На самом деле то, что нужно тебе, так это компонент интрафейса со стороны AI. И какой-то AI оборудован им. Возможно, этот AI включен в сеть независимого. Найди его, и ты будешь точно знать, кто твой противник.
– Именно об этом я тебя и спрашиваю, Коэн. Кто это? Нгуен передавала тебе технологию в качестве платы. Что ты собирался делать с ней? Для чего она была нужна ALEF?
– Она им не нужна. Она нужна мне.
– Почему?
Коэн начал говорить, но неожиданно замолчал и отвернулся, чтобы закурить еще одну сигарету.
– Выйди из линии. Я пороюсь в базах данных ALEF, поболтаю с несколькими старыми знакомыми и подумаю, что смогу добыть, не привлекая нежелательного внимания. А ты возвращайся в шахту. Определи точно, что делала там Шарифи. С кем она разговаривала. На связь со мной не выходи. Нгуен наверняка будет просматривать твою исходящую почту, и я думаю, что безопаснее было бы не общаться до того, пока я не подключу источник запутанности вне потока.
Он встал и посмотрел на свои тонкие, как бумага, наручные золотые часы кремово-розового цвета, гладкий циферблат которых был украшен стилизованным крестом тамплиеров. Наступила пора расставаться. Ли получила все ответы на сегодняшние вопросы.
– Тогда пошли. – Он улыбнулся, взял ее за руку и помог подняться. – Давай пройдем через сад. Может быть, увидим птиц. Я говорил тебе, что наше отделение биологических исследований восстановило белолобую ласточку, способную самостоятельно размножаться натуральным образом? И я хотел бы показать тебе свою новую сирень. Она должна понравиться тебе, несмотря на твою варварскую практичность.