– Майор Ли хотела бы задать тебе несколько вопросов.
– Вопрошай и обрящешь! – ответил Луи, распахнув свои сильные, блестящие от угля руки. – Давать ответы – это пустяки. Это не с билетами на мировой чемпионат расставаться.
Один из забойщиков отошел от машины и с любопытством смотрел в их сторону. Луи взглянул на него, а затем посмотрел на Ли и Маккуина.
– Ну, так вы считаете, что «Метс» вылетит из чемпионата?
Ли громко рассмеялась.
– Это она от сожаления, – пояснил Маккуин. Забойщик прошел мимо и свернул в боковой туннель.
– 9 Правильно, – сказал Луи. – Он пошел отлить. Это займет около двадцати секунд, после чего он еще минуту-другую побродит, чтобы не возвращаться к рабочему месту. Это значит, что у вас осталось полторы минуты до того, как он вернется, чтобы послушать, о чем это мы тут разговариваем. Здесь, внизу, и у стен есть уши.
Он слушал, пока Ли объясняла ему, что она ищет, потом посмотрел на Маккуина.
– Ты можешь доверять ей, – сказал Маккуин спустя мгновение.
– Ага, но могу ли я доверять тебе?
– Ты знаешь, что можешь.
Луи пристально взглянул на Маккуина. Затем обратился к Ли.
– У Шарифи не было постоянной команды. Поэтому тех, кто был с ней, нельзя найти в журналах регистрации. Хаас разрешил ей выбирать шахтеров из забоев, где работа шла медленно. Большинство из них – опять на «Тринидаде», бедняги.
– Вы сможете достать нам полный список? Он пожал плечами.
– Наверное, проще будет дать им знать, что вы ищете их.
– Вы ведь сами не работали с ней?
– Вы с ума сошли? Чтоб я туда спустился!
– А как она уговорила других пойти с ней?
– Очень просто, – Луи рассмеялся, и его глаза расширились внутри белых кругов, оставленных защитными очками. – Она платила по профсоюзным расценкам. Фактически поместила внизу в шахте объявление, что платит вот так. Хотелось бы мне увидеть выражение лица Хааса, когда он читал это.
– Откуда ей было знать профсоюзные расценки? – спросила Ли, заранее зная ответ.
Луи пожал своими массивными плечами. Ли оглянулась и убедилась, что никто не сможет подслушать.
– Этот проект был профсоюзным? При официальной поддержке?
Луи сразу же ухватил нить. Профсоюз постоянно посылал своих членов в те или иные забои или рудники в зависимости от своих, зачастую непонятных, политических или экономических целей. Если профсоюз поддерживал проект Шарифи, то это должно было привлечь более квалифицированных и сильнее мотивированных рабочих. Профсоюзных рабочих. И профсоюз осуществлял надзор. Даже если одним из правил этой игры в кошки-мышки между профсоюзом и руководством компании было то, что никто не брал на себя риск открыто заявить, что являлся членом профсоюза. Достаточно ли политически грамотна была Шарифи, чтобы понимать это? Или профсоюз обратился к ней по своей собственной инициативе?
– Я об этом ничего не знаю, – сказал Луи, в упор глядя на Ли.
Он как будто хотел что-то сказать своим взглядом, но Ли не поняла что.
– Но что-нибудь вы, наверное, слышали?
– Есть вещи, о которых я предпочитаю ничего не слышать.
– Кто представитель шахты? – спросила Ли.
Лицо Луи закрылось наглухо, как дверь.
– Ой, брось! – сердито воскликнул Маккуин. – Ты прекрасно знаешь, кто представитель. Ведь твой братишка, черт его возьми, был им два выборных периода до этого!
Луи смотрел на Маккуина, и Ли заметила недоверие и обиду на его широком лице.
– Все, что мне известно, – сказал он, – так это то, что ты получаешь зарплату из кармана Хааса, как и другие пинкертоны. И если ты думаешь, что я душу наизнанку выверну только потому, что мы…
– Отлично, – прервала его Ли, услышав шаги в туннеле. – Просто шепни кому надо, хорошо?
– Хорошо. – Луи наклонился, чтобы проверить свою лампу. – Увидимся, Брайан.
– И на том спасибо, – раздраженно ответил Брайан.
Луи ответил так тихо, что Ли не расслышала его за возней бригады у врубовой машины. Она наклонилась к нему.
– Что?
– Я сказал, поговорите со священником. Но не говорите ему, что это я послал вас.
Священника звали Картрайт, и прошло полсмены, прежде чем они смогли найти его. Он нацарапал свой знак в регистрационном журнале смены, но не выписал себе лампы Дэви, и они не нашли его номерного знака ни на одной из досок штрека.
– Вольноопределяющиеся, – сказал Маккуин, – настолько уверены, что компания лишит их найденных ими жил, что скорее умрут, чем сообщат спасательным командам, где они. Мы должны выбраться отсюда и поискать его внизу. Если, конечно, вы думаете, что это стоит делать.
– Ты знаешь его? – спросила Ли.
– Конечно, – ответил Маккуин и покрутил пальцем у виска. – Этого придурка все знают.
Остальная часть смены работала среди неясных очертаний стен и мерцающих огней ламп. Вскоре Ли и Маккуин покинули ту часть шахты, где была установлена электропроводка АМК, и попали туда, где шахта освещалась только шахтерскими лампами и случайными, питавшимися от батарей, дежурными лампочками. Они пробирались сквозь извилистые штольни и проходы, мимо сгнивших вентиляционных перемычек, еле-еле пропускавших свежий воздух через свои отсыревшие туннели. На каждом повороте они останавливались, прислушивались и шли на звук шахтерских кирок.
Им казалось, что они видели одну и ту же призрачную сцену десять, двенадцать, пятнадцать раз, пока не расслышали первый слабый стук молотков и не увидели свет лампы, отраженный от обтесанных стен. Затем из темноты появились люди, которые следовали по узким лучам шахтерских ламп, их глаза блестели, подобно углю под бегущей водой.
– Священник? – спрашивала Ли у всех, кто попадался на пути, – Картрайт?
И каждая небольшая группа, встречавшаяся им, направляла их в сужавшиеся туннели, уходившие все глубже и глубже.
По мере ухудшения вентиляции становилось более душно. Ли начала потеть, стараясь вдохнуть как можно больше воздуха через загубник своего дыхательного аппарата. Маккуин сбросил с себя комбинезон, подвязав его рукавами вокруг пояса, и снял рубашку. Ли сделала то же самое, оставив на себе футболку; у нее на теле были заметны следы шахтерского «ожерелья», оставшиеся с тех пор, когда она ребенком работала под землей, и ей не хотелось, чтобы возникали неловкие вопросы о том, работала ли некая Кэтрин Ли в шахте и помнит ли ее кто-нибудь.