— Забыл.
— Вот видишь.
— Но я прежде всего солдат, и мне нравится моя работа.
— Ты МНЕ это будешь говорить! Сколько времени и нервов требовалось, чтобы попасть на эту службу.
— Да. Отец был категорически против, а для матери, наверное, не было большей трагедии в жизни.
— Еще бы. Тебя ждала великолепная юридическая карьера. Ведь у тебя были и способности, и возможности стать неплохим адвокатом в Чикаго.
— Но мне не нужно было дело отца. Мне не нравится эта работа.
— Помню. Папа был вне себя от бешенства. Я, наверное, зря сказал ему, что перевожусь из университета в военную академию именно в тот момент, когда он замахивался клюшкой, чтобы ударить по мячу.
— Он тогда проиграл три тысячи своему компаньону.
— И сломал о мою спину четыре свои лучшие клюшки.
— О! Это было незабываемо! Мать лечила меня, наверное, месяц втайне от отца. Он даже слышать обо мне ничего не хотел. Его, конечно, можно понять. Все-таки единственный сын, продолжатель рода и дела. Он возлагал на меня слишком большие надежды. Но черт побери, он сам учил меня так жить!
— А-а-а, ты об этом. «Если быть, то быть лучшим». Да, тогда это было важно. А то, другое, было так же неважно, как и сегодня.
— Я понял, о чем ты. Когда я вернулся из первого полета, то застал его уже совершенно седым. А ведь прошло всего две недели. Но тогда это было неважно. Он сам бы перестал меня уважать, если бы я обратил на это внимание.
— Знаю. Тем более, что это мне очень понравилось. Новые друзья, новая легкая жизнь, легкие деньги, риск. Им, в конце концов, тоже было приятно осознавать, что их мальчик вырос.
— Короче, они успокоились.
— Внешне… да. Помнишь, мать очень быстро стала стареть. Начались какие-то странные, неизвестно откуда взявшиеся болезни. После второго полета я нашел дома двух стариков. Отец, правда, еще работал, но я видел, что это дается ему с большим трудом.
— Да. У его дела больше не было продолжателя, и оно стало ненужным. В общем, они смирились.
— Да, единственное, что их по-настоящему обрадовало и утешило, так это то, что я встречался с Сьюзен. И что у меня были в отношении нее очень серьезные намерения.
— Еще бы! Папа давно вел дела с ее отцом. Кажется, они даже были друзьями.
— Но Сьюзен была крепким орешком. Она ничего не хотела слышать о замужестве. К тому времени у нее тоже было свое дело, и я только и слышал: «Моя работа, работа, работа…»
— Боже правый, как я ревновал ее к этой проклятой работе!
— И сейчас ревную. Надеюсь, что Артур не даст маме заниматься ею.
— Да… — улыбка сошла с лица двойника. — А мы сидим в этой дыре и ждем смерти.
— Что? — Прежнее состояние тревоги вернулось к Далласу. Нужно уходить отсюда!
— Пора. Эта тварь может в любую минуту сожрать нас, как уже сожрала Бретта.
— Нет! — взревел Даллас. — Эта мерзость не дождется такого ужина. Уходим, мать ее!
— Действуй, брат, — прозвучал голос двойника угасающим эхом откуда-то из-за спины.
Капитан подобрал фонарь и пополз к люку. Что-то липкое и вонючее промелькнуло перед самым лицом. Он отпрянул в сторону, выставляя вперед огнемет и нажимая на спуск. Пламя ухнуло, освещая следующий отрезок перехода. Духота и смрад снова навалились на Далласа, перед глазами опять заплясали разноцветные круги. Еще шаг — и рука поползла по какой-то липкой желеподобной слизи. Фонарь выскочил из рук и, ударившись о трубу, торчащую из стены, погас. Лишь коптящий факел огнемета тускло освещал пространство, искажая формы. Чье-то присутствие отчетливо ощущалось всем телом.
— Послушай, друг, тебе не кажется, что мы здесь не одни? — спросил Даллас.
Но в ответ неожиданно раздался голос Ламберт:
— Что у тебя там? Не молчи!
Капитан схватился руками за голову. Наушники были на месте, микрофон тоже. Только сейчас он услышал привычный шелест эфира. Словно, ничего и не было.
— Чертовщина какая-то, — прохрипел он. — Ребята, кажется, я все понял! Дерьмо! Это все — огромное вонючее дерьмо!
Даллас нажал на спусковой крючок.
… Рипли и Ламберт сидели у дисплея. На черном поле, расчлененном клетками, отчетливо мерцали две точки. Красная — Далласа, белая — чужака.
— Даллас, что там? Он прямо над тобой! Отвечай!
— У меня все в порядке.
Рипли со все возрастающей тревогой всматривалась в экран. Что-то в картине беспокоило ее, что-то было не так. Наконец она спросила:
— Ламберт, как ты определяешь, где тут верх, а где низ?
— Что? — Большие глаза подруги непонимающе посмотрели на нее. — Это зависит от полярности подключения… А вообще…
— Черт! Даллас, у нас проблема! Ты слышишь? — Рипли, как безумная, орала в микрофон.
— Я не понял! Ребята, в чем дело? Чужака здесь нет!
— Боже! — заверещала Ламберт. — Даллас, уходи оттуда немедленно! Он идет за тобой! Слышишь, уходи!
— Куда? Где он? — Даллас застыл в переходе между двумя уровнями и размахивал огнеметом, пытаясь факелом пробить темноту.
Взгляд Ламберт перебегал то на Рипли, то на экран. Расстояние между капитаном и монстром неумолимо сокращалось.
— Даллас! Уходи куда-нибудь!
Белая точка исчезла и через мгновение появилась в одном квадрате с красной.
— О боже, беги! Он рядом с тобой!
— Что у тебя там, Даллас, отвечай! — Рипли кусала губы и сжимала кулаки: сознание собственного бессилия было невыносимо.
— Вот дерьмо! — ревел в динамиках голос капитана.
Непонятный грохот и рев вдруг заполнили эфир. Красная точка слилась с белой, образуя размытое пятно, которое вдруг исчезло вовсе.
— Нет! Нет! Даллас! — Ламберт сорвала микрофон и закрыла лицо руками.
Рипли тоже сняла наушники с микрофоном и тихонько положила их на стол рядом с уже бесполезным дисплеем.
— Этого не должно было случиться, — всхлипывала Ламберт, пытаясь закурить, но руки не слушались, и сигарета постоянно оказывалась развернутой фильтром к зажигалке. — Это я! Я не понимала, куда ему идти. Может что-то со связью, может у него есть еще шанс?
— Слишком поздно. Далласа больше нет.
44
Глаза Паркера лезли на лоб, капли пота блестели на пухлом лице. Он возвышался над столом, опираясь на руки. Мышцы во всем теле напряглись, из-под них вылезли узловатые сухожилия и разветвляющиеся борозды вен. В своей неподвижности он походил на вырезанную из черного дерева статую.
— Мы в ловушке! — Его голос звучал холодно и нервно. — Даллас исчез. Ни крови, ничего! От капитана совсем ничего не осталось!
Он резко выпрямился, оттолкнувшись от стола руками, метнулся как взбешенная горилла к Рипли и замер возле нее.
— Ну, кто мне скажет, что теперь делать?
— Надо думать. — Она сидела и смотрела прямо перед собой, не фиксируя взгляда ни на ком и ни на чем. — Может быть, у кого-нибудь найдется хорошая идея. Я знаю только одно: нам нужно подождать и закончить то, что задумал Даллас.
— Что? — Ламберт взвизгнула и подпрыгнула на месте. — Ты что, хочешь рисковать всеми нами? Тебе еще не надоели эти игры? Надо быть слепым, чтобы не видеть, насколько все это опасно. Мы уже потеряли Кейна, Бретта, Далласа, а тебе все мало? Мы даже не можем определить местонахождение монстра!
— Я могу продолжать? Или у тебя есть еще и какие-то идеи?
— Есть! Конечно, есть! Нам нужно немедленно покинуть этот проклятый корабль! — Ламберт уже не говорила — она выла сквозь слезы на одной ноте, ее лицо дергалось и искажалось, оно почти потеряло свои прежние черты, из глаз в три ручья лили слезы. — У нас есть космический челнок, и мы должны воспользоваться им! Немедленно! Это наш единственный шанс!
Рипли не пошевелилась. Она лишь подняла глаза и пристально посмотрела на Ламберт.
— «Шаттл» не возьмет четверых в дальний рейс. А до Земли еще неблизко…
— А-а! Вы — как хотите! Можете оставаться и ловить здесь это чудовище! А я хочу исчезнуть отсюда! Сейчас же! Раз и навсегда!
Она вскочила с кресла и направилась к выходу. Но у самого люка ее поймал Паркер и, схватив за плечи, одним движением вернул на место.
— Успокойся, не надо так психовать, — сказал он ласково.