63
Ночь подкралась незаметно. Сопки, поросшие голубыми елями, почернели, напоминая своими очертаниями пушистую задремавшую собаку. Дневной воздух, раскаленный солнцем, перемешивался с прохладой, исходящей от горной реки, извилистой змейкой петляющей между рядов сопок, и превращался в слабый ветерок, нежно ласкающий тело. Он приносил запах теплого соснового леса и трав, растущих вдоль берега.
Рипли расправила плечи, вдыхая полной грудью этот волшебный настой. Где-то в глубине зарослей зашуршали ветки и вскрикнула разбуженная этим шумом птица.
— Отличная вода!
Он улыбнулся и, присев рядом, накинул себе на плечи полотенце.
— Не хочешь окунуться? Вода — как парное молоко.
— Нет, — Рипли поежилась, обнимая ладонями собственные плечи.
— Тебе холодно? Я принесу одеяло.
Он поднялся.
— Нет. Не стоит. Просто ветер.
— Да. Правда, здесь великолепно? Такое место я искал три года. Кругом уже на сотни миль все загажено. Понаставили кемпингов, бензоколонок. Ты знаешь, мне даже кажется, что здесь в реке водятся русалки.
— Русалки? О-о-о, — Рипли хитро прищурилась, — и наверное, они ласкали тебя там?
Она указала на блестящую серебром полоску реки.
— Наверное. — Он сел у нее в ногах и опустил мокрую голову на ее колени, обхватив их влажными руками. — И еще мы танцевали и пели. И они рассказывали мне, что хотели бы хоть раз в жизни выкупаться в том, — он указал на небо, — звездном море.
— Ты мелкий льстец. — Рипли погладила его холодные пряди кончиками пальцев.
— Это было бы слишком глупо с моей стороны.
«Я действительно люблю это небо, люблю его мрак. Холодный черный мрак, таящийся за голубым одеялом моего дома. И только ночами я чувствую себя легко, видя этот бездонный колодец, эту чернильницу с блестящими вкраплениями звезд».
— Ты слышишь меня?
— Конечно.
— По-моему, ты никогда меня не слушаешь.
— Слушаю. Мне больше некого слушать. Только тебя.
— Нет. Ты слушаешь себя и разговариваешь, как всегда, только с собой.
— Извини. Я больше не буду. Это, наверное, усталость. Уже все-таки ночь.
"И опять ночь. Он знает, что я люблю это время суток, вот и вытащил меня сюда. Правильно. Всегда возникает такое чувство, что вся планета — это космический корабль, и ты сидишь возле иллюминатора, и во всей Вселенной — только ты и звезды, и мы смотрим друг другу в глаза. То есть мы — одно целое, просто как две стороны одной монеты, но ничего не знаем друг о друге, и не можем существовать друг без друга, и смотрим друг другу в глаза.
Поэтому сегодня ночь, а завтра рейс. И в принципе это одно и то же. Приходящие день, работа, суета. И вечный холодный покой, космос, ночь.
А он, бедняга, все психует, психует. Не понимает, как я ему благодарна…"
— Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста. Ты всегда так красиво и хорошо говоришь. — Рипли откинулась на спину, распластывая тело по влажной от вечерней росы траве. — Скажи мне что-нибудь хорошее.
Небо было здесь, рядом. Рукой подать. Оно было чистым, а его мрак — глубоким и прохладным. Небо…
Он подполз к ней и обнял:
— О чем же сказать?..
64
… Реакторный зал был темен и пуст. Луч фонарика слабо пробивал кромешный мрак, вырывая участки пола, обшивку стен. Рипли медленно подошла к нише с детонаторами. Никелированное покрытие стержней блестело жутким мертвенным светом. Индикаторы молчали. Все погрузилось в спокойный ровный сон, которому, казалось, не будет конца.
— Это ты сделал, ублюдок?! — вскрикнула Рипли.
Голос ее прозвучал тяжелым набатом, искажаясь в плитах обшивки. Она подошла к панели. Рубильники были возвращены в первоначальное положение. Струйки прозрачной слизи, искрясь в слабом свете фонарика, стекали с бордовых рукоятей, опадая на пол, и застывали, превращаясь в желе.
«Боже, он действительно страшно хитер и умен. Он, может быть, совсем рядом!» — от этой мысли Рипли бросило в холодный пот, а по спине забегали мурашки.
Она продолжала не шевелясь смотреть на залитые слизью рукоятки рубильников, и чем больше она на них смотрела, тем больше ей хотелось убежать, закрыв глаза и зажав руками уши. Бежать к челноку, оставив все как есть. Просто улететь. Но только одно удерживало ее. «Нострома» продолжала нестись с гигантской скоростью, с каждой минутой приближаясь к Солнечной системе, неся в себе это страшное существо.
И она — как офицер безопасности, как солдат и просто как житель Земли — должна была выполнить свой долг, если не перед своими погибшими товарищами, то перед теми, кто ждал их на Земле.
— Ненавижу! — дико, истошно заорала она.
Рипли отшвырнула огнемет и вцепилась руками в скользкие вонючие рукоятки, потянув их на себя. Она рычала, как дерущийся дикий зверь, и эхо несло по пустым коридорам этот воинственный клич. На этот раз рукоятки поддались необыкновенно легко. Ей не понадобилось практически никаких усилий. Казалось, механика испугалась этого вулкана страшного гнева, клокочущего внутри маленького женского тела и готового снести все на своем пути.
Оранжевый свет и рев сирены снова потрясли корабль, съедая в один миг мрак и тишину, установившиеся на нем, казалось, навечно.
Рипли оторвала руки от рубильников и долго стояла неподвижно, глядя на клочья слизи, ничего не говоря, не двигаясь и лишь тяжело дыша, широко раздувая ноздри.
Ее «разбудил» голос «мамочки», такой спокойный и нежный, чистым ручейком льющийся из динамиков:
— Внимание! До автоматического уничтожения корабля осталось 5 минут. Включена вторая линия системы самоуничтожения.
— Нет, стоп!
Она подбежала к коробке с детонаторами. Все индикаторы горели. Телескопические втулки продолжали плавный подъем стержней, с каждой секундой приближая смерть корабля. Уже ничем не отвратимую смерть.
«Из-за отсутствия питания произошел сбой в процессоре. Самопроизвольно включилась вторая линия системы, откладывающая взрыв на 5 минут. Мне крупно повезло. Второго такого случая быть не может. Финишная прямая. Или я добегу до финиша и спасусь, взорвав корабль, или погибну вместе… „Или“ быть не должно! Вперед!»
— До автоматического уничтожения корабля осталось 4 минуты 30 секунд.
— Черт! — Она заскулила от собственного бессилия. — Четыре с половиной минуты — и все. Потом будет поздно. Что делать? Чужак может повторить свой маневр, но тогда возврата уже не будет. Если система еще раз будет обесточена, то это все равно не спасет его, а лишь отсрочит взрыв. Корабль взорвется, просто не хватит энергии на нормальную инициацию, и она будет тянуться, тлеть неизвестно сколько. Это может произойти и через положенное время, а может затянуться на долгие годы — и тогда корабль точно успеет прийти в Солнечную систему… То есть выхода уже не будет. Что же делать? Просто закрыть дверь и закодировать замок? Этого мало. Если он настолько умен, то ему начхать на эти хитрости. Что, если… Напалм! На дальнем складе. На тележке туда и обратно, погрузить, и… Четыре минуты. Всего. Не успеваю. Время…"
Ее взгляд бегал по залу, освещенному беснующимися оранжевыми огоньками, но ни на чем не останавливался. Рипли бросилась к выходу. Там тоже было пусто и мерзко, и рябило в глазах. Голова разболелась и совсем ничего не соображала. Даже инстинкт самосохранения притупился, и Рипли шла по кораблю, не обращая внимания на то, что где-то рядом могла притаиться смерть.
Мозг отказывался работать и только прокручивал одни и те же уже забракованные варианты, как мигалки на потолке. Ничего нового упорно не хотело приходить в голову, она была пуста, и никакого нужного решения в ней не находилось.
Динамики снова вздохнули:
— Внимание! До автоматического уничтожения корабля осталось 4 минуты.
«Рискнуть? Идти прямо на „шаттл“? Нет. Я должна быть уверена на все сто, что этот мерзавец уничтожен».
Она никак не могла сделать выбор и бестолково металась в шлюзе реакторного блока. Вдруг она бросилась обратно в зал.
Стержни упрямо ползли и ползли вверх. Ее глаза вновь лихорадочно забегали по залу, но тщетно. Ничего. И вдруг — как вспышка молнии! Ее взгляд упал на сигароподобный бак, стоящий в правом углу от люка. Рипли остановилась и после секундного раздумья медленным шагом подошла к нему. На сером пластике корпуса от руки было выведено: «Ракетное топливо. Руками не трогать. Чрезвычайно опасно». Перед глазами четко и ясно всплыла страница учебника истории космоплавания: «… применялось на первых космических кораблях… пары ядовиты и легковоспламенимы, в связи с этим в настоящее время снято с производства, так как…»