Уход за ребенком сочетал в себе вроде как несочетаемые вещи: скуку и раздражение. Скуку – от повторяющихся действий, однообразного быта, раздражение – из-за тотальной несвободы, отсутствия выбора, полной загрузки мелкими, даже мелочными делами. Один день проходил за другим. Менялись лишь погода за окном (пока не сильно), книги и домашняя одежда. Это выводило из себя. Это усиливало апатию к жизни. Это разрушало.
Через две недели Саша решилась выйти в ближайший торговый центр: починить мамину цепочку и побыть среди людей. Укачала ребенка, пока шла по холодным улицам, добралась до нужного места. «Ой, тут делов-то… Подойдите через час», – ответил администратор салона по ремонту ювелирных изделий.
Час?
Она откатила коляску и машинально потрогала грудь, не обращая внимания на любопытный взгляд какого-то седого неопрятного старичка. Она кормила два часа назад, еще час тут и дорога домой. Вроде время еще есть.
В грудном вскармливании было мало приятного. Но сцеживать белую мутную жидкость Саше нравилось еще меньше. Налитая грудь давала возможность расслабиться, обрести несколько десятков минут тишины в кресле или на кровати, пока ребенок ест. Сладковатый, прелый запах от футболок, мокрые круги в районе сосков или, как сейчас, болезненное, словно набухающее, ощущение в груди – казались небольшой платой за контроль ребенка.
Она поднялась на фуд-корт, остановила коляску у столика рядом с большим искусственным растением, повесила куртку на вешалку, а сама сбегала за чашкой чая и большим ореховым рогаликом. Слева за большим столом сидела шумная, красивая семья. Пока родители пытались поесть, дети играли на детской площадке, иногда подбегая за долькой-другой картофеля фри. Прямо – ворковала парочка с айс-кофе и сэндвичами с авокадо. Справа – очень близко от Сашиного стола – старушка сгорбилась над стандартным обедом: греча, котлета, морс.
греча котлета морс
Она смотрела по сторонам, на людей – кто знает, нарочно или нет – и прислушивалась к их разговорам, смаковала чье-то присутствие. Так хотелось заменить свою жизнь, присоединиться к той, чужой. Эти люди что-то делали, где-то работали, переживали о родителях и детях, одиночестве и болезнях, друзьях и врагах, деньгах и долгах, любви и предательстве. Почему-то казалось, что они были способны улыбаться, противостоять проблемам, переживать горести с бесконечной верой. Они – да, а она – нет.
все мысли на сегодня: как бы не успела слишком сильно налиться грудь, не образовался комок, который может привести к маститу
На место старушки сел молодой парень – мексиканец из сериала, он быстро обглодал фастфудные куриные ножки, запил колой и убежал. Стол недолго попустовал, Саша отвлеклась на крикливые сборы большой семьи, а когда повернулась, справа уже располагались две разодетые молодые мамы с малышками.
И эти мамы, как бы это… Их яркий, небрежный макияж дополняли чрезмерно надутые губы и пластиковые ресницы, а обманчиво обтягивающие платья выпячивали не только достоинства. Не молодые женщины, а пустые оболочки без начинки. Хотя ей-то какая разница, если они… они что? Если они хорошие матери, добрые люди и профессионалы своего дела?
Пока Саша додумывала эту мысль, подруги – блондинки с волосами посветлее и потемнее – переодели детей в нарядные платья. Двух-трехлетние девочки дергались, стремились ускользнуть от вездесущих материнских рук. За ограждением ждали лошадки, и крутящийся осьминог, и карусель, и даже горка с сухим бассейном. Но матерям нужно было явить куколок. Они родили куколок, одели в пышные платья куколок, собираются развлекать куколок.
куколки не должны их опозорить
Блондинка со светлыми волосами крикнула дочери:
– Куда пошла? Я тебя еще покормить хотела. Поешь и пойдешь, никуда твоя площадка не убежит.
– Пусть голодные ходят, – вставила подруга. Она говорила медленнее, прокуренно растягивая слова.
Дети убежали, а мамы сходили за едой. Ели, говорили про очередь в детский садик, про покупки для дома, что-то про помощь – и отсутствие помощи – от мужчин. Попивая кофе, блондинка с более темными волосами сказала:
– Ты тоже думаешь, что здесь что-то нечисто?
– Что? – подруга проглотила последний кусок сдобы и чуть не подавилась.
– Ну про телку эту, которая якобы его «давняя подруга».
Ну-ка, можно поподробнее?
– Херня, – ответила светлая блондинка. – Не думаю, что у него хватит наглости у тебя жить, занимать на сигареты и таскаться к другой. Да и кто на него позарится?