— Пойдём ко всем? — предложила Пейдж.
— Давай, — согласился я. Когда мы шли по коридору, я сказал: — Извини, что сбежал утром: в смысле, не попрощавшись.
— Ничего. Я так и подумала, что ты ушёл с ребятами, и обрадовалась: отцу нужно было остаться одному на какое-то время. Где вы были?
— Хотели проверить кое-что насчёт выхода из города. А потом началась буря. Боб ещё не вернулся…
— Да, я знаю, — сказала она, взяв меня за здоровую руку. — С ним все будет хорошо.
Я кивнул.
— Тебе идёт такой цвет.
— Спасибо. Мне показалось, ты предпочитаешь брюнеток.
Разве? Я и сам этого не знал. Поэтому просто пожал плечами.
В маленькой часовне Даниэль вёл молитву. Одри сидела в первом ряду. Глаза у неё были закрыты, а губы двигались — она говорила с Богом. Даниэль произнес: «Ибо Господь — судия наш». Паства закивала и заулыбалась в знак того, что все поняли слова проповедника, а вот мне ничего не было ясно. Я понимал только, как и за что они любят Даниэля: уже одно его присутствие успокаивало. И хотя даже я рядом с ним чувствовал себя увереннее, по-настоящему я полагался только на свои силы, никогда не перекладывая груз ответственности за свои поступки на других, каким бы тяжелым он ни был.
В столовой перед Томом тоже собралась группа людей. Сразу же стало ясно, что два лагеря никуда не исчезли: одни по-прежнему следовали за проповедником, другие по-прежнему прислушивались к мнению хирурга. Хотелось верить, что скоро это разделение исчезнет.
Пейдж взяла меня за руку и повела на террасу: даже крыша не защищала от снега с ветром, пурга и не думала успокаиваться.
— Снежный конец света какой-то, — сказал я, думая о Бобе: спрятался он где-нибудь или все ещё на улице?
На террасе собрались подростки: на пластиковых креслах, завернувшись в одеяла и с чипсами-крекерами на коленях, они, как в кино, наблюдали за разбушевавшейся природой, за засыпанной снегом пустой дорогой. Они ни капли не напоминали моих друзей: Анну, Мини и Дейва; Рейчел и Фелисити, оставшихся в зоопарке. Мне они показались странными, вернее, немного помешанными: когда мы появились, они как раз сошлись на том, что наступает Судный День.
— Заражённые — исчадия Ада. Это кара Божия.
И такие слова произносил четырнадцатилетний пацан! Наверное, причина состояла в том, что они отсиживались здесь безо всяких проблем, понятия не имея, как обстоят дела за стенами их «крепости». Кто знает, что бы мне взбрело в голову, останься я в Рокфеллеровском небоскребе? Да и лет им было меньше, чем мне. В четырнадцать я считал, что знаю ответы на все вопросы, а сейчас от былой уверенности не осталось и половины. Ого! А что же со мной будет в двадцать лет? А в тридцать?
— Причём тут исчадия ада? — вмешалась Пейдж. — Им просто не повезло. До болезни они были нашими соседями, родственниками, друзьями…
— Мы же видели, как они убивают!
— Многим из тех, кто сейчас с нами, тоже пришлось убивать, но мы же бросаем в их адрес подобные обвинения, — сказал Даниэль, подходя к нам. Интересно, он думал обо мне, произнося эти слова?
Проповедник успел разбинтовать голову: лицо оказалось в лучшем состоянии, чем я ожидал. Под глазами синяки, губа разбита, на щеке почти черный кровоподтек, ну и вата в сломанном носу. Безусловно, видок у Даниэля был тот ещё, но за последние пару недель мне попадались гораздо более искалеченные люди. Я смотрел на него и с ужасом думал, чем все могло кончиться.
Даниэль взял кресло, подтащил к подросткам, сел и заговорил:
— Никому не дано в полной мере постичь природу Человека, равно как сострадания, любви и ненависти, перед которыми мы не в силах устоять. Не нужно спешить, друзья мои, пусть все идёт своим чередом, живите как должно, относитесь к тем, кому повезло меньше, как к вашим братьям и сестрам, ведь таковыми они и являются. Все мы — одна семья в эти нелегкие времена.
Мы с Пейдж гуляли по комплексу. Забрели на самый настоящий урок, где были и взрослые, и дети. Учитель что-то оживленно писал и чертил на доске. Несколько ребят тихонько сидели в уголке с листками и ручками — похоже, для них урок закончился, зато группа взрослых и пара детей о чем-то яростно спорили с учителем, задавая вопросы, выкрикивая, а тот с готовностью слушал их и давал ответы.
— Он вчера пришёл, — шепнула мне Пейдж.