«Так. Внутри корпуса я вижу что-то похожее на длинные нити с большими стеклянными бусинами».
И действительно, на экране появились ярко-красные, довольно крупные, стеклянные шары, нанизанные как бусы.
«Что это такое? Может, взрывчатка?»
На заднем плане пронзительно закричала женщина, и картинка пропала.
Я отключил камеру. Мне-то было ясно, что это за шарики: в них находился биологический агент. Собор Святого Патрика? Ровно через дорогу от Рокфеллеровского центра. Все это время ракета лежала там! Совсем рядом. У меня задрожала в руках камера. Кто знает, а вдруг весь город нашпигован такими «подарочками»? Может, все именно так задумано: в ракетах стоят таймеры или что-то похожее и они просто ждут своего времени, чтобы сработать…
— Ай!
Я вскрикнул от неожиданности: тихонько подошла Пейдж и положила руку мне на плечо.
— Всё в порядке?
— Да, — ответил я, вынимая карту из камеры. — Извини. Это я от неожиданности.
— Пойдём, кое-что тебе покажу.
Она набросила на плечи теплую куртку и жестом позвала за собой. По пути я прихватил свою любимую спасательскую куртку, лежавшую на сумке в холле, — в кармане чувствовалась тяжесть пистолета.
Мы с Пейдж стояли на замерзшей крыше почти в полной темноте. Рассвет только-только начинался. Кроме нас здесь никого не было. Пейдж подвела меня к телескопу, махнула рукой через Гудзон и, пока я настраивал оптику, подошла очень близко.
— Ха! — вырвалось у меня.
— Что?
— Я уже видел эти огни, — сказал я, вспомнив, как из небоскреба наблюдал за Нью-Джерси, и заметил, как в целом здании разом вспыхнул свет. Хорошо, хоть это не оказалось игрой моего воображения, в отличие от много другого, пережитого за последние дни.
— Они зажглись прошлой ночью, — сказал Пейдж. — Ты их вчера видел?
Я покачал головой.
— Почти неделю назад. Я потому и ушёл на Лодочную пристань, чтобы переправиться на тот берег, в Нью-Джерси.
— Как думаешь, там прячутся люди, или автоматика срабатывает?
— Понятия не имею.
Я внимательно рассматривал в телескоп район: ни единого движения, ни единого признака жизни.
— Отсюда не разберёшь. Если бы подойти ближе…
Пейдж прижалась ко мне и одной рукой обняла за талию.
— Я хочу, чтобы ты был ближе, — сказала она, опуская голову мне на плечо. В первых тусклых лучах солнца я видел, как в глазах девушки мерцают блики. Немного нагнувшись, я жадно поцеловал её. Сквозь нахлынувший жар я почувствовал, что губы у неё пахнут клубникой. Неужели мне показалось? Она поцеловала меня в ответ. Я отшатнулся и провел пальцем себе по губам: она накрасилась блеском. Сколько же воспоминаний вызвал во мне этот аромат!
— Клубничный. Тебе ведь нравится такой? — спросила Пейдж.
Она подалась вперёд, и я снова поцеловал её. По щеке у неё скатилась крупная слезинка и упала мне на руку. Не буду кривить душой: я целовался с Пейдж и думал об Анне. Мне хотелось, чтобы она была похожа на неё, только вот по-другому. Внезапно Анна исчезла — остались только крашеные волосы Пейдж, вызывающе — красные губы.
— Не могу, — сказал я, отошел на другой конец крыши и уставился на улицу.
— А если ты уйдешь сегодня, и мы больше никогда не увидимся? — спросила девушка, подходя ближе.
— Не говори так.
— Но ведь это возможно, разве нет?
Она сделала шаг вперёд и снова попробовала меня поцеловать.
— Пейдж, я не могу…
— Тогда думай о ней.
— Что?
— Думай об Анне. Ведь ты её представляешь, хочешь, чтобы она была здесь?
— Зачем ты так?
Пейдж молчала.
— Анна умерла, её нет.
— Зато я есть.
— Уверена? По-моему, ты так стараешься казаться кем-то другим, что совсем забыла, какая есть на самом деле.
Пейдж отвела глаза.
— Я думала, тебе понравится.
— Ты мне нравишься сама по себе, Пейдж.
— Правда?
— А почему нет?
Она прикусила нижнюю губу.
— Мне хотелось узнать, как это.
— Что «это»?
— Как это, когда тебя любят так сильно. Как ты любил Анну.
— Она умерла, Пейдж. Конечно, она мне нравилась, но я говорю о ней так, потому что её больше нет. — Я обнял Пейдж. — Поверь мне, тебе повезло гораздо больше.
Теперь я лучше понимал её: ей хотелось чувствовать не только отчаяние и одиночество — вот и всё. Ей было нужно, чтобы её любили, за ней ухаживали, в ней нуждались, чтобы она принадлежала кому-то. Да, она была частью большой группы — и была совершенно одинока. Она надеялась на иное будущее, но я не в силах был его обещать.